Мари

После первых двадцати четырех часов он сообщил мне со многими стенаниями, что последний кусочек его внутренностей уже вылетел из него и теперь он подобен пустой тыкве. Также он заявил, что все эти бедствия обрушились на него потому, что он настолько глуп, что отказался от религии своего народа и позволил себе быть «вымытым белым», то есть крещенным моим отцом.

На следующее утро Ханса подкрепили бренди, от которого он сильно опьянел и стал смотреть на все в радужном свете. Особенно это проявлялось при очередном приеме «лекарства» — бренди. Подобно другим готтентотам, Ханс очень любил спиртные напитки и поглощал их в огромном количестве, вызывая негодование отца.

Думаю, что это произошло на четвертый день, когда, наконец, мы почувствовали килевую качку, перекатились через отмель порта Наталь и оказались в тихом месте под прикрытием горы Пойнт, в чудесной бухте, на берегу которой теперь стоит город Дурбан. Тогда это было убогое селение из нескольких жалких хибарок, которые впоследствии были сожжены зулусами, и множества кафрских хижин. Встретили нас несколько белых и множество туземцев.

Мы провели два дня в этом поселке, где у капитана Ричардсона была разгрузка товаров для английских поселенцев. Те дни я провел на берегу океана. Хансу я не разрешил покидать меня, занимая все время сбором сведений об общей ситуации на этой земле, в особенности о зулусах, народе, с которым мне предстояло вскоре завести близкое знакомство. Безусловно, я выяснил и у туземцев и у белых все, что возможно, о судьбе группы Марэ, но никто даже не слышал о них. Единственное, что я узнал, это то, что знакомый мне Питер Ретиф с большим отрядом пересек горный хребет Кватламба, известный сейчас как Драконовые горы, и вступил на территорию Наталя. Здесь они предполагали поселиться, если смогут получить разрешение короля зулусов Дингаана, дикого властелина, перед которым, казалось, все жили в страхе.

На третье утро, к моему великому облегчению, так как меня ужасало, что нас задержат дольше, «Семь звезд» отплыл с попутным ветром. Спустя три дня мы вошли в гавань Делагоа, широкую полосу воды во много миль длиной и шириной. Несмотря на мелкий вход, это был лучший естественный порт в юго-восточной Африке, но теперь, увы, он потерян для Англии.

Через шесть часов мы бросили якорь напротив песчаной отмели, на которой стоял разрушенный форт и грязный поселок, известный как Лоренсу Маркиш, где португальцы держали несколько солдат, в основном цветных. Я уладил все мои дела с таможенниками, если их так можно назвать. Достаточно сказать, что в конце концов я преуспел в выгрузке моих товаров, на которые пошлина была несуразно огромной. Я проделал это, раздав двадцать пять соверенов различным чиновникам, начиная с исполнявшего обязанности губернатора и кончая пьяным черным трубочистом, сидевшим в будке часового на набережной.

На следующее утро «Семь звезд» рано отплыл из-за какой-то ссоры с чиновниками, угрожавшими захватить корабль… Его местом назначения были восточно-африканские порты, думаю, на Мадагаскаре, где осуществлялась доходная торговля рабами и скотом, капитан Ричардсон сказал, что он может возвратиться в Лоренсу Маркиш через два или три месяца, а, быть может, и нет. Так оно и случилось, ибо «Семь звезд» сел на песчаной отмели, а его экипаж спасся лишь в Момбасе, после того, как перенес ужасные приключения.

Да, этот корабль здорово мне пригодился: я слышал потом, что в течение года больше ни один не заходил в Делагоа… Так что, если бы я не застал его в Порт-Элизабет, я не смог бы вообще сюда приехать, за исключением, конечно, попытки перехода через горы. А этот переход мог бы занять многие месяцы, да и в одиночку совершить его было почти невозможно.

А теперь я снова возвращаюсь к моему рассказу. В Лоренсу Маркиш не было ни одной гостиницы. Благодаря доброжелательности одного из туземцев и его жены-полукровки, которая умела немного говорить по-голландски, я смог получить квартиру в полуразрушенном доме, принадлежавшем одному беспутному человеку, именовавшему себя доном Хозе Хименесом. Здесь фортуна помогла мне. Дон Хозе, когда бывал трезвым, занимался торговлей с туземцами и за год до этого приобрел у них два хороших фургона, очевидно украденных или найденных брошенными. Эти фургоны Хименес готов был продать за бесценок. Я заплатил ему двадцать фунтов за оба и еще тридцать за двенадцать быков, довольно упитанных и сильных.

Конечно, двенадцать быков недостаточно, чтобы тянуть два фургона, или даже один. Поэтому, услышав, что на материке жили туземцы, владеющие большим количеством скота, я немедленно объявил, что готов покупать его, причем буду хорошо платить бусами, одеждой, шерстяными одеялами и прочим. В результате я за два дня стал владельцем полусотни отборных быков зулусского типа, животных крепких и привычных к вельду и его болезням. Вот здесь и пригодились двенадцать обученных быков. Запрягая вперемежку по шестеро в каждый фургон, мы с Хансом легко могли сделать послушными остальных. Всего в упряжке было шестнадцать быков.