Марья-искусница

– Изголодалась, сердечная, – задумчиво протянула Валентина. – Вот, и моего хозяина сейчас кто-то кормит, – она тяжело вздохнула и поставила перед Машей литровую кружку парного молока. Девочка поблагодарила ее взглядом и продолжала жадно есть.

Наконец Маша насытилась. Впервые за долгие месяцы. Она отвалилась от стола, чувствуя, что сейчас уснет прямо здесь, на широкой лавке. В успокаивающей полудреме девушка помнила, как Валентина, поддерживая, помогла ей дойти до топчана, и сразу провалилась в глубокий и спокойный сон. Так началась Машина деревенская жизнь.

Она проспала остаток дня, всю ночь и проснулась только ранним утром от истошного крика петуха. В неясном свете наступавшего дня Маша недоуменно огляделась вокруг и, вспомнив, где она находится, блаженно натянула на себя цветастое одеяло. Услыхав доносящийся из хозяйской половины неясный говор и позвякивание посуды, Маша быстро вскочила, аккуратно заправила постель и вышла.

Несмотря на ранний час, семейство уже позавтракало.

– Доброе утро, – девочка неловко затопталась у порога, ощущая устремленные на нее взгляды. Никанорыч, стоявший у дверей и натягивавший на себя грязный, с рыжими подпалинами ватник, что-то буркнул и скрылся за дверью.

– Садись, Машенька, – Валентина приветливо улыбнулась и сноровисто поставила перед девочкой миску с топленым молоком. – Попробуй наших разносолов. Понравится, – она уверенно кивнула. – Вот, познакомься. Мои сыновья-близнецы. Василий, мы его зовем Васятка, и Сенька, – она ласково потрепала сыновей по белокурым кудрявым волосам. – Помощники! – горделиво улыбаясь, продолжала она. – Васятка, тот с дедом в кузне пропадает, а Семен со мной, по хозяйству.

Маша, чувствуя на себе пристально-оценивающий взгляд Васятки, низко опустила голову, сделав вид, что до необычайности увлечена завтраком.

– Я пойду, мам, а то дед будет ругаться, – Василий стремительно поднялся из-за стола.

– Иди, иди, сынок, – мать, тепло улыбаясь, протянула сыну шапку. – Сейчас Семен уйдет, а мы тут с Машенькой управимся, – Василий выскочил следом за стариком, потом, захватив топорик и заметно припадая на левую ногу, ушел за березовым соком Семен, и они остались вдвоем.

– Ты накроши хлеба в «топленку», он и вкуснее будет. Тюря называется, – Валентина протянула девочке ломоть ржаного хлеба и принялась ловко убирать со стола.

– Раньше муж мой, Николай, в кузне с дедом работал, а теперь Васятка подрос, – рассказывала она. – Через месяц и сына провожать буду на войну проклятущую. Скорее бы она закончилась, – женщина смахнула невольно выступившую слезу.

– А Семен? Разве он не пойдет на фронт? – осторожно спросила Маша.

– Ох, горе наше горькое и грехи тяжкие, – тяжело вздохнула Валентина и уселась на лавку. – Ты уже большая и умная девочка, поймешь. Роды у меня были очень тяжелые. Ваську-то, первого, я родила быстро и легко, а с Семеном пришлось помучаться. Бабка-повитуха говорила, что лежит он неправильно, поперек. Когда его вытаскивала, то и повредила ему ножку. Хромой он, Сенька-то. Ай, не заметила? Вот с той поры и озлобился парень на людей. На меня, что я его таким родила, а особливо на Васятку. Хотя они и одинаковые с виду и по обличью, а на самом деле – совершенно разные. Васька – добряк, балагур, к любому придет на помощь, а Сеньку зависть гложет. Почему Васятку все любят и ему достается самое лучшее, а ему, Семену, нет. Вроде видный и умом Господь не обидел, а кому он нужен, убогий, – женщина горестно вздохнула. – А как Николая забрали на фронт, так, вообще, от рук отбился. Грубит, огрызается. Навоз бы надо выбросить у коровы, а он, вишь, за соком березовым подался. Придется нам с тобой к корове идти, – она смущенно улыбнулась и покосилась на задумчивую Марью.

Маша внимательно слушала удрученную Валентину, прекрасно понимая и разделяя тревоги не старой еще женщины. В свои неполные шестнадцать лет девочка, а точнее – девушка, выглядела, как вполне сформировавшаяся молодая женщина. Рослая, с четко выделявшимися полушариями на груди, со скромным, несколько наивным взглядом голубых глаз и округлым миловидным лицом, она вызывала спокойствие и определенное доверие окружающих.

– Обед надо варить, – Валентина подбросила в закопченное зево печи несколько березовых поленьев и подвинула к огню чугун. – Не успеешь оглянуться, как мужики на обед придут. Деревенский день короток. Пойдем, Машенька, во двор, – она с улыбкой смотрела на несколько растерявшуюся девушку.

Валентина, поручив ей укладывать поленницу, ушла к корове. Маша быстро справилась с несложной работой и, подметая двор, услышала позади веселый голос:

– Какая у мамки помощница! – девушка резко обернулась. Сзади нее стоял Васятка и, широко улыбаясь, рассматривал потупившуюся Машу с нескрываемым восхищением. – Откуда ты такая?

– Я из Ленинграда, – еле слышно прошептала девушка, застеснявшись еще сильнее.

– А там, в городе, все такие красивые? – в глазах симпатичного парня запрыгали веселые чертики.

– Васька! Балбес! Чего к девушке цепляешься? – послышался строгий окрик Валентины.