Марьяжник

Сейчас Матвею Евграфовичу оставалось только ждать. Ждать и уповать на человека с родимым пятном. Только с этой стороны, по мнению Головацкого, можно было надеяться на положительные результаты. Улик убийца, как правило, за собой не оставлял. Работал чисто и грамотно. Это в некоторой степени тоже настораживало Матвея Евграфовича и тоже наводило на дерзкие предположения…

А ближе к обеду приехал Орлов. По взбудораженному виду помощника профессор сразу догадался, что тому есть о чем сообщить. Так оно и вышло в действительности.

– Он нашелся, Матвей Евграфович! – прямо с порога выпалил Тимофей.

Головацкий остановил взгляд единственного зрячего глаза на молодом человеке. Сигары во рту профессора не было. Потухшая, она лежала в пепельнице по правую сторону от кресла. Дог растянулся на полу, водрузив морду сразу на обе ноги хозяина. На появление Орлова пес никак не отреагировал. Он даже не приоткрыл глаз. Запах, точно так же как и личность Тимофея, ему были прекрасно знакомы.

– Кто нашелся?

– Поручик Рытвиненко.

Головацкий слегка изогнул одну бровь.

– Вот как? Живой, значит? Честно говоря, это немного странно, но… Да-с… И где он сейчас?

– Насколько мне известно, поручик только сегодня появился в расположении части, а затем почти сразу отправился к себе. Это было без малого час назад, профессор.

Головацкий энергично поднялся, потревожив пса, отчего последний недовольно заворчал.

– Вам известен адрес, по которому квартирует поручик Рытвиненко, Тимофей?

– Да, я выяснил…

– В таком случае мы выезжаем немедленно, мой дорогой. Иначе может оказаться и поздно. Как кстати… Ах, как кстати! Очень хорошо, Тимофей. Ну, едем же, едем.

Матвею Евграфовичу понадобилось не более пяти минут на сборы. Орлов не мог припомнить, когда в последний раз профессор был так внутренне собран и энергичен. Видно было, что он действительно торопится и боится опоздать.

Извозчик, на котором прибыл к дому Головацкого Орлов, все еще стоял у подъезда. Матвей Евграфович принял решение ехать на нем. Запрягать собственных лошадей было слишком долго.

И профессор, и его молодой подручный разместились в санях, после чего Орлов назвал кучеру нужный адрес. Скользя по заснеженной мостовой, санки помчались по названному Тимофеем адресу. Возница нещадно погонял, словно чувствуя нетерпение пассажиров.

– Поручик уже виделся с кем-то из своей части? – спросил Матвей Евграфович, нарушая воцарившееся на некоторое время между ним и Орловым молчание.

– Только со своим непосредственным начальством. Со штабс-капитаном Лебядкиным и ротмистром Збруевым.

– Ему уже вынесли какой-то приговор за дуэль?

– Этого я не знаю, – Тимофей пожал плечами. – Но, вероятнее всего, да. Иначе поручик не провел бы так мало времени в части и не отправился бы после этого к себе.

– Ты видел его лично, Тимофей?

– Да, видел.

– И в каком он был настроении?

– Мне показалось, что в подавленном. Но ведь могло только и показаться? Верно, профессор?

– Могло, – Матвей Евграфович согласно кивнул. – Хотя я в этом сильно сомневаюсь. Да-с…

Глава 8 Деликатные подробности из личной жизни покойного капитана Симакова

Орлову не показалось, когда он упомянул в разговоре с Головацким о подавленном настроении поручика Рытвиненко. Поручик действительно был подавлен. А к моменту визита на его квартиру Матвея Евграфовича он был еще и пьян…

Рытвиненко оказался молодым человеком лет двадцати четырех, высоким, по-военному подтянутым, с правильными и красивыми (может быть, даже слишком красивыми для мужчины) чертами лица. Такие мужчины определенно нравились женщинам, как сразу отметил Головацкий при первом же взгляде на поручика, и частенько именно их имена были связаны с различными скандалами по амурной части.

Рытвиненко принял гостя, сидя на столе в гостиной своей съемной квартиры. По правую руку от него стояла початая бутылка красного вина, по левую – лежал пистолет с посеребренной рукояткой. Точно такой же, какой большинство задир используют на дуэлях. Длинные светло-каштановые волосы поручика были всклокочены и местами спутаны. Мундир расстегнут, равно как и рубашка, что позволило Матвею Евграфовичу разглядеть болтавшуюся на груди Рытвиненко золотую ладанку с изображением святого Пантелеймона.

– Кто вы такой? – не слишком вежливо и в то же время с долей вызова бросил поручик, коротко взглянув на профессора. – И что вам угодно?

Головацкий представился и, не дожидаясь приглашения, опустился на свободный стул в метре от собеседника. Поручик сделал очередной глоток вина, приложившись губами к бутылочному горлышку. Покосился на пистолет. У Матвея Евграфовича возникло стойкое убеждение, что, накачивая себя алкоголем, Рытвиненко морально готовится к волевому поступку, намереваясь пустить себе пулю в лоб в самые ближайшие минуты.