Марьяжник

Во втором часу ночи с неизменным малиновым саквояжем в руке и слегка прихрамывая на левую ногу, Звонарев покинул дом на Гороховой и пешком отправился на Васюкова. Прошелся вдоль улицы, сосчитал количество домов и лишь после этого свернул на Никитинскую. Отсюда Степану представлялся самый удачный обзор. С какой бы стороны ни появился Сербчук, он непременно увидит его. Он сверился с часами. Время в запасе еще было, а холодный северный ветер не позволял Звонареву торчать на открытом пространстве. К тому же одинокая фигура в третьем часу ночи могла привлечь нежелательное внимание со стороны пристава, плотную фигуру которого Степан также приметил неподалеку.

Он нырнул в ближайший трактир под названием «Кувалда» и разместился за самым дальним и самым, казалось бы, неприметным столиком. Заказал себе кружку пива. Вновь взглянул на часы.

– Может, желаете чего-нибудь откушать?

Звонарев поднял голову и увидел хозяина сего третьесортного заведения. Это несложно было определить по замызганному фартуку, надетому поверх просторной рубахи.

– Нет, благодарю вас. Я хотел только выпить.

На лице трактирщика отразилось неприкрытое разочарование, смешанное с чувством презрения. Звонарев заметил, что хозяин косится на его дорогие часы. Впрочем, он был не единственным, кого заинтересовала дорогая вещица. Степан вроде бы между делом опустил руку в карман и проверил боеготовность своего «браунинга». Стрельба и ненужная шумиха были сегодня ему ни к чему, но если дело дойдет до этого, что ж… ему придется постоять за себя.

– Ежели надумаете, барин, дайте мне знать.

С этими словами трактирщик оставил его в покое…

Через полчаса Звонарев заказал еще кружку. Однако, не выпив и половины, он поднялся из-за столика и шагнул к выходу. Пора! Сербчук мог появиться с минуты на минуту. Степан вышел на улицу. В очередной раз сверился с часами…

Антон Антонович появился в десять минут четвертого. Он, как и Звонарев, шел пешком, размахивая на ходу левой рукой. Степан огляделся, убедился в том, что плотная фигура пристава потонула во мраке, и двинулся навстречу жертве. Они сошлись точно на пересечении Васюкова и Никитинской.

– Антон Антонович? – по-деловому, как непременно и должен был говорить человек, явившийся на важную встречу, осведомился Степан.

– Вы – Звонарев? – немедленно последовал встречный вопрос.

Голос у Сербчука был низким, с властными жесткими нотками.

Губы убийцы тронула легкая улыбка, которую, впрочем, никак нельзя было заметить в плотной, как саван, темноте.

– Да, это я. Константин Макарович сказал мне…

– Оставьте! – раздраженно перебил его Сербчук. – Рушанский взял на себя слишком много, как мне кажется, ну да это уже все равно. Вы принесли бумаги, о которых он говорил?

– Принес, – Звонарев коротко кивнул на зажатый в руке саквояж. – Только давайте-ка отойдем немного в сторонку, Антон Антонович. Вот сюда.

Он уже заранее приглядел не освещенное фонарями место в двух метрах от перекрестка, где к Васюкова примыкал узкий переулок. Уходить незамеченным этим переулком после того, как все будет кончено, казалось Звонареву наиболее удачным.

– Что ж, вы правы, – все так же высокомерно согласился Сербчук. – Давайте отойдем.

Он направился за Степаном. В конце улицы появилась несущаяся полным ходом пролетка. Цокот копыт звонко разносился эхом в ночной тишине. Звонарев шагнул в темноту и раскрыл саквояж. Сербчук находился к нему лицом. Он терпеливо ждал. Пролетка приближалась все ближе и ближе.

– Один момент, – негромко бросил Звонарев.

Последующие события произошли настолько стремительно, что никто, кроме убийцы, так ничего и не успел сообразить. Ни Антон Антонович Сербчук, жить которому оставалось буквально считаные секунды, ни сидящий на козлах летящей пролетки возница… Звонарев вдруг перебросил раскрытый саквояж в левую руку, а правой с силой толкнул губернского чиновника в грудь. Не ожидавший нападения Сербчук отлетел назад, споткнулся о тротуар и вывалился прямехонько на мостовую. Звонарев быстро шагнул в тень проулка.

– Тпру! – возница натянул поводья. – Стой! Кому говорят!

Но бег лошади был слишком стремительным, чтобы можно было вот так с ходу остановить ее. С диким ржанием лошадь врезалась мощной грудью в голову ни с того ни с сего появившегося у нее на пути пешехода. Антон Антонович на мгновение взлетел вверх, подобно тряпичной кукле, затем жестко приземлился, и еще метра три его тело, безжизненно кувыркаясь, катилось по булыжной мостовой. Он даже не успел вскрикнуть.

– Ах ты черт! – испуганно выругался возница. – Да стой же, тебе говорят! Ах, черт!