Мариэтта

Первые три класса, видимо, даже слишком легко. Как-то отец при мне сказал маме: «Она десять минут тратит на уроки и получает пятерки. У нее же не выработается работоспособность». И предложил мне перескочить через четвертый класс: «Хочешь, возьми учебники за четвертый класс и за лето подготовься к экзаменам. Если подготовишься, я договорюсь с директором – соберут экзаменационную комиссию, а не подготовишься, пойдешь в четвертый; твое дело». Я знала, что он не будет обижаться, сердиться, он полностью предоставил это дело мне. После четвертого класса тогда сдавали устную и письменную арифметику, русский язык, а мне надо было еще сдавать ботанику, географию, историю. Нас вдвоем с младшей сестрой отправляли на лето к маминой подруге под тогдашний Загорск. И там, вдалеке от родителей, во дворике на окраине города я готовилась к экзаменам. Когда приехала, папа спросил: «Подготовилась?» – «Да, папа». Он договорился, чтобы у меня приняли экзамены, я все сдала и пошла в пятый класс. Первые дни меня встретил полный афронт одноклассниц. Причем я еще никак не успела себя проявить скажем, задрать нос и т. д. Нет, их возмутил сам факт: «Зачем перескочила? Никто не перескакивает, а ты, выскочка, перескочила». Только много-много позже, буквально лет десять назад, я поняла, что это явление можно назвать реликтами общинного мышления. Каждый раз после уроков меня провожали двадцать одноклассниц: «Мы тебя изобьем». А я из-за гордости не шла сразу домой, где меня старшие взяли бы под защиту, а долго ходила по Сокольникам, пока девчонки от меня не отвязывались. Но на следующий год меня уже избрали председателем совета отряда, отношения наладились.

Мне все предметы давались легко, но физику и математику я с большим трудом дотащила до конца десятого класса на пятерку. Получила медаль и больше не хотела заниматься подсчетами, все-таки я гуманитарного склада.

Как вы воспитывали свою дочь Машу? В такой же системе?

Ей с раннего детства было внушено: «Можешь делать все, что угодно, лишь бы это не мешало другим». Потом оказалось, что это и есть принцип свободы. Я ненавижу насилие над личностью: мужа – над женой, жены – над мужем, родителей – над детьми, что в нашей стране укоренено и легко применяется.

В старших классах и в студенческие годы ограничение было одно: дочка должна быть дома не позже половины двенадцатого. И когда однажды на втором или третьем курсе она позвонила – захотела переночевать у подруги, а утром пойти в университет, до которого оттуда было ближе, я сказала: «Спрошу у папы, что он скажет». Мой муж, Александр Павлович Чудаков, сказал: «Нет, пусть возвращается. Девочка должна ночевать дома». Она вернулась, разумеется, крайне недовольная и спросила меня: «Сколько же мне так возвращаться в половине двенадцатого?!» И сама попала на наживку. «Я тебе точно скажу: до замужества». Она наивно спросила: «А потом?» «А потом за тебя будет отвечать твой муж. Может, ему будет нравиться, что ты приходишь в пять утра. Это уже будет ваше с ним дело».

Вы ведете рубрику «Успеть прочесть» в журнале «Семья и школа», «Русским языком вам говорят» на радио «Русская служба новостей». Видите ли вы результаты этой деятельности?

Хотя я урожденная москвичка, всегда физически ощущала своего читателя и слушателя вплоть до Тихого океана, хотя во Владивосток попала только в 2006-м – и проехала на машине до Москвы. У нас такая большая страна, что даже один процент населения – это около полутора миллионов. И меня вполне устраивает, если этот процент меня слышит, читает и что-то интересное от меня узнаёт.

Это работа на настоящее или будущее?

У нас всё любят откладывать на потом. Советская власть делала все для того, чтобы сегодняшнего дня не существовало, а было только прошлое и будущее. «Осталось два года до исторического двадцать четвертого съезда. Осталось полтора года до конца пятилетки». Мы должны были пробегать, не замечая текущее в этот момент – самое ценное! – время. Некоторые философы говорят, что существует только настоящее. Для меня существует в настоящем и прошлое – детство, родители, не говоря уже о муже, все они всегда со мной.

Но в ответ на ваш вопрос могу сказать: наверное, я работаю на настоящее, которое скажется, возможно, и в будущем.

Чем отличаются нынешние студенты Литературного института, где вы преподаете, от тех, кто поступал туда десять лет назад?

Смело могу сказать (не знаю, как обстоят дела в других институтах): мои студенты год от года все лучше, интереснее, эрудированнее.

С кем-то из бывших студентов вы поддерживаете отношения? Следите за их судьбой?