Мариэтта

Думаю, многие из нас еще поежатся, читая о себе нелицеприятные записи в дневнике, который М.О. вела в течение десятилетий, однако, уверен, когда этот дневник будет опубликован (а он, конечно, будет опубликован), – мы все в полной мере осознаем, насколько ценный это документ об эпохе. Ведь М.О. находилась в центре очень и очень важных событий в истории русской филологии, истории русской литературы, да и истории России в целом.

P. S. Перечитал и вижу, что ни словом не обмолвился о главном деле М.О. – о ее филологических работах. Смешно, но характерно – их масштаб настолько очевиден, что остается как бы за скобками (хотя чувство радостного удивления от впервые прочитанных или услышанных докладов, статей и книг М.О., я думаю, знакомо каждому, кто М.О. слушал или читал).

Александр Лобанов

Non sibi sed omnibus.

Не для себя, но для всех.

Профессор Европейской Академии, главный знаток Булгакова, филантроп, просветитель. Все это Мариэтта Омаровна Чудакова.

Для меня самый впечатляющий факт – ее участие в защите Белого Дома в августе 91.

Она, хрупкая, интеллигентная, на Баррикадах Белого Дома.

Потому что не могла оставаться в стороне в тот момент.

Она всегда в центре событий.

Вот едет в очередной дальний уголок страны, отвезти Книги библиотекарям. Провести викторину со школьниками, пообщаться с умными молодыми людьми.

Она не терпит фальши, всегда четко схватывает суть вопроса. Она уже сформировала мнение и знает ответ на вопрос, но пытливый ум исследователя заставляет задать еще вопрос и еще. Она в постоянном поиске истины, а ее энергии могут завидовать молодые. Я и сам ей завидую.

Искренняя, неутомимая, готовая к решительным действиям, даже если останется одна.

Меня всегда успокаивает, когда она говорит – И один в поле воин.

Это не просто слова, это ее жизненный принцип. Даже если ты одна – идти до конца.

И всегда вокруг нее словно по Божественному промыслу оказывались такие же единомышленники. Готовые и в огонь, и в воду. Потому что знают – Чудакова делает что-то полезное, ее имя – как знак качества.

Она верит в молодежь, верит, что России помогут именно сегодняшние подростки.

Она выкладывается на все 100, чтобы помочь им стать настоящими. Искренними.

Не себе, но для всех.

Заголовок как нельзя лучше характеризует ее.

Сегодня мы прощаемся с ней.

Простите, что не успел сказать все это вам вовремя.

Больно и горько.

Мы осиротели.

Катя Марголис

Иногда жизнь преподносит совсем уже невозможные рифмы-оксюмороны.

Шел январь 90-го. Я была десятиклассницей. В тот день наша неукротимо прекрасная учительница литературы Элла Эдуардовна Кац предложила нашему классу пойти вечером с ней в ЦДЛ и послушать не менее неукротимо прекрасную Мариэтту Чудакову.

Шел снег. Я, конечно, опаздывала. Троллейбус все не приходил, и я решила бежать пешком: быстро доскакала до угла тогда еще площади Восстания и влетела в знакомый холл Дома литераторов. Вечер Мариэтты Омаровны, посвященный Булгакову, уже начался, а в Большом Зале предполагалось какое-то другое писательское сборище. В гардеробе толпился народ, показавшийся мне немного странным. Какие-то мужики, все как на подбор в шапках. Лиц не помню, но поразило совершенно общее выражение одичания. Не успела я про себя подумать о наследии советской власти и отрицательном писательском и читательском отборе, как передо мной в очередь влез еще один мужик из того же зрительного ряда. И откуда их только берут? Я не хотела опоздать еще больше, чем опоздала уже, и посему вежливо напомнила влезшему о таком понятии, как очередь.

– А ты, жидовка, вообще вали отсюда. Твое место в Израиле.

Это было неожиданно. За словом в карман девочка Катя лезть не стала и быстро объяснила присутствующим про то, что подобные выражения в залах, предназначенных (по идее) любителям и служителям русской литературы – неуместны. Как неуместны они и вообще. Далее следовал краткий экскурс в область прав человека, затем в историю ксенофобии, но тут вся очередь накинулась на меня с криками. Мужики махали кулаками и шапками, что-то орали мне в лицо, обещая перейти на невербальный уровень внушения, так что, я, выкрикнув тоже что-то напоследок, взяла под мышку свое пальто и гордо удалилась в малый зал, где Мариэтта Омаровна жарко и увлекательно говорила о Булгакове, все еще удивляясь и недоумевая про себя, по какому случаю все эти человекообразные животные собрались в ЦДЛ.

Вечер шел своим чередом, рассказ был захватывающ, но за стеной нарастал шум. Лектор, конечно, его слышала, да и не могла не знать о происходящем (к ней подходили организаторы и что-то шептали на ухо). Слышны были крики, удары… но Мариэтта Омаровна лишь набирала темп и взлет, на деле, самой собой олицетворяя внутреннюю форму слова «просвещение», противопоставляя его дикости и насилию. Наконец лекция была закончена, и бледная Элла Эдуардовна велела нам быстро выметаться из зала, не задерживаясь, прямо на улицу. Мариэтта Омаровна спокойно собрала свои книги и очень решительно двинулась к выходу.

Что было дальше, я не знаю.