Мариэтта

Они начали часто у нас бывать. В феврале 1969 года мама по какому-то поводу писала Н.Я. Берковскому «…Саша Чудаков (кажется, я Вас уже спрашивала, и Вы сказали, что не знаете его; но я уверена, еще узнаете, это чрезвычайно одаренный человек. Иногда он выступает в соавторстве со своей женой, Мариэттой Чудаковой, тоже великолепной молодой женщиной)». А потом в августе 1969: «Пишу Вам в 3 часа ночи – это совсем не мое время! От меня только что ушли Мариэтта и Саша Чудаковы. Семь часов мы с Мариэттой не умолкали; Саша больше молчал, смотрел книги. Какое счастье иметь друзей, беседовать с ними. Так нам было интересно, хорошо. Между прочим, Мариэтта спросила, удобно ли будет, если она напишет Вам, ей хочется Вас поблагодарить за тот отзыв, что я ей передала…».

Чудаковы позвали меня ехать с ними и их маленькой дочкой Машей на байдарках. Я испугалась неудобств походной жизни и отказалась. А дети Зиновия Самойловича Паперного поехали. Мама очень меня этим корила, страдая, что у Зямы Паперного дети умнее. Я тоже потом всю жизнь огорчалась, что упустила такую замечательную возможность самостоятельно дружить с Чудаковыми. Хотя они и потом по-прежнему готовы были со мной отдельно разговаривать: они и интересовались жизнью следующего поколения, и в них было сильно просветительство, они стремились наставлять молодых. В частности, они пытались объяснить мне, что каждый человек создает вокруг себя свой микроклимат, но не нужно жить в чужом микроклимате. У моей мамы, например, очень сильный микроклимат, но мне надо создавать свой. Помню серьезный разговор о том, что тему исследований надо выбрать как можно раньше – гуманитарный материал так обширен, что для его изучения нужно много времени.

Через какое-то время мама стала часто встречаться и болтать с Мариэттой в Ленинской библиотеке, где Мариэтта работала в Рукописном отделе, который мама посещала как читатель. Мариэтта уговорила маму сдать туда архив А.И. Роскина. А потом – 1974 год обстановка в отделе так изменилась, что мама волновалась, не придется ли эти ящики назад тащить. Перипетию, в этом отделе произошедшую, не мне описывать – одна из многих ужасных советских историй о том, как гноили и гробили.

А с Сашей мама теперь общалась не только дружески, но и по делам академического собрания Чехова, которое наконец стало издаваться. Когда я недавно следила на Фейсбуке за усилиями Маши Чудаковой по пристраиванию котят, мне вспомнилось, что более сорока лет назад (январь 1970) мама описывала Берковскому, что на заседании в ИМЛИ – можно сказать, судьба чеховского издания решалась – Саша Чудаков прислал ей записку: «Наташа, Вам нужен кот?»

В годы работы над чеховским изданием к нам домой Саша заходил обычно один. Поскольку я принимала участие в составлении указателя, то приставала к нему с разными вопросами и радовалась, что он принимал их всерьез.

И какую-то ерунду я помню. Например, съездив с писательской группой в 1981 году в Париж, Саша, естественно, был от всего вне себя, но он был вне себя не только от красоты, культуры и т. д., но и, например, от качества кафеля. Он очень увлеченно говорил о том, как за границей всюду чисто, не только потому что убирают, но и потому что легко убирать. По- моему, хотя для себя он совсем не представлял душевной возможности эмиграции, но ни в коей мере не считал, что оставаться должны все.

Александр Павлович зашел ко мне перед моим отъездом, он хотел на всякий случай написать мне рекомендательное письмо – неизвестно куда, чтобы было. Это не всякий вызовется.

Занявшись в последние годы публикацией маминых писем (Мариэтта когда-то писала: «Архивы наших современников с каждым годом скудеют перепиской», но мой семейный архив опровергает это утверждение), я вижу, насколько Чудаковы были частью нашей московской жизни. А еще для этих публикаций я перечитывала некоторые статьи Мариэтты, заново поражаясь их блеску: как она анализирует Гайдара, как она назвала «Дикую собаку Динго» детской «Анной Карениной», а как у нее про «Ни дня без строчки», что это как попытки взять планку, которые заменяют результат.

Я им благодарна за многое. За хорошие слова, за интересные разговоры, за их замечательные литературоведческие работы.

Марина Савранская

Два телефонных разговора с Мариэтой Чудаковой, которые внесли серьезные коррективы в мою биографию и через которые я объясню, каким она была человеком для меня.

Контекст: в это, наверное, будет сложно сейчас поверить, но я никогда не была особенно близка к МО, не была ее любимой ученицей, один или два раза я была у нее в гостях – и оба раза «бегом» и чтобы помочь по чьей-то просьбе. Я работала на очень неплохой работе, ничего, правда, не имеющей общего с литературой, а в качестве хобби что-то там писала/редактировала и незадолго до описанного далее разговора помогала МО с огромным файлом ее Словаря советизмов.

Первый телефонный разговор – середина/конец сентября 2013 года, середина рабочего дня:

– Марина, как вы смотрите на то, чтобы устроиться в Музей Булгакова в «Нехорошей квартире»?