Читаем Мариэтта полностью

Когда мы были в Архангельской области, она решила поговорить с губернатором, чтобы убедить его не закрывать библиотеки, не укрупнять сельские школы – тогда активно шел этот процесс и она очень переживала.

И поговорила. А он пообещал.

Сделал он что-то или нет – «это науке неизвестно».

А известно нам то, что она не склонна была надевать «белое пальто».

* * *

40 дней со дня смерти Мариэтты Чудаковой.

Немного совсем личного.

Мои радостные и теплые переживания и моя скорбь от потери.

Я думаю, вы поймете, друзья мои.

Когда я приходила к Мариэтте Омаровне домой, то обычно она меня встречала в таком виде – одни очки висят на шнурке на шее, другие на лбу, в руках пачка бумаг и ручка.

«Проходи, Наташка, располагайся, можешь не разуваться, я сейчас, мне надо кое-что закончить…»

Я проходила на кухню – кухонный стол завален бумагами и книгами, для еды места нет вообще.

Пока она заканчивала, я расчищала стол, чтобы накрыть его для угощения, которое я привезла.

Мариэтта Омаровна возвращалась на кухню возбужденная и сразу начинала рассказывать мне, что она сейчас делает и что ее беспокоит на данный момент. Совершено забывая о накрытом столе. Первое, что я делала – протирала специальной тряпочкой ее очки, потом устанавливала звонок на мобильном телефоне (он у нее отключался периодически), потом налаживала слуховой аппарат, и она каждый раз говорила – «Надо же, Наташка, как хорошо я теперь вижу и слышу! Я знала, что ты придешь и мне все наладишь».

Такой у нас был ритуал.

И при этом, друзья мои, знаете, какое чувство у меня было, когда я приходила в ее дом?

Чувство защищенности, чувство правильности происходящего, как будто я попадала в объятья родного человека. Хотя вроде как это я о ней заботилась, хотя это я привозила ей еду, прибиралась у нее на кухне и налаживала гаджеты. И все же было чувство, что не я, а она меня обнимает и защищает. Было что-то надежное, теплое, основательное в ее безалаберном, заваленном книгами и рукописями доме. Казалось, что мир стоит надежно, что ничего катастрофически плохого не может случиться.

Вот не знаю, друзья мои, удалось <ли> мне до вас донести, какой уют и спокойствие окружали меня в ее доме, несмотря на внешний хаос и полный беспорядок.

И ведь посмотрите, какой парадокс – я в последние годы ее жизни по глупости своей считала, что это я помогаю ей, я ее поддерживаю, я о ней забочусь, а после ее смерти совершенно точно знаю, что не я, а именно она была для меня самой главной опорой и поддержкой – таков был масштаб ее личности, невероятный масштаб.

Вы не представляете, как мне сейчас этого не хватает…

Я в какой-то момент начала понимать, что она, сидя дома, постепенно начала тосковать по нормальной жизни.

Ей была необходима движуха в буквальном смысле слова.

Тогда мы стали с ней кататься по Москве в моей машине.

Выезжали вечером, когда уже не было больших пробок, и кружили по центру Москвы. Она очень радовалась этим поездкам, и я радовалась вместе с ней.

Однажды весной она меня попросила прокатиться по Москве и полюбоваться на тюльпаны, а я в тот период была очень занята и все откладывала и откладывала нашу поездку, пока тюльпаны не отцвели, и помню очень хорошо, что я ей пообещала, что непременно поедем любоваться на тюльпаны следующей весной. Мариэтта Омаровна с энтузиазмом, без всякого сомнения, без тени упрека, между прочим, согласилась, что да, следующей весной непременно. Не собиралась она умирать.

Я сейчас очень-очень сожалею, что мы тогда не съездили…

Поскольку я ей привозила всякую, на мой взгляд, вкусную еду (просто порадовать хотела, да и подкормить, потому что она склонна была забывать о еде, а тут за компанию ела с удовольствием), она однажды попросила меня купить ей миноги – «Помнишь, Наташка, была такая рыбка?»

До этого она вообще никогда у меня ничего не просила – я покупала ей еду исключительно по собственной инициативе.

«Если тебе попадется эта рыбка, купи мне, пожалуйста», – наивно попросила Мариэтта Омаровна.

Попадется! Можно подумать, эта рыбка может «попасться».

Короче, я поехала в «Азбуку вкуса», и она-таки там обнаружилась. Не спрашивайте, сколько она стоила – это в данном случае совершенно не важно.

(Хотя какого рожна она столько стоит?!)

Важно только то, что мы с Мариэттой Омаровной с удовольствием эту рыбку съели, чем я и она были очень довольны.

А теперь о том, что я уже никогда не услышу, и о том, как мне было приятно это слышать и как я без этого тоскую.

«Тааак! Это звонит мне умная девочка Наташа!

Ну! Сафонова Наташка мне сейчас расскажет что-то интересное! Слушаю внимательно.

Наташка, мне срочно нужно с тобой поговорить! Ты мне скажешь – я совсем выжила из ума, или еще не совсем?

Расскажи мне про твою Марусю! Это удивительная девочка!

Наташа, у тебя очень хороший слог, я только что прочитала твой пост. Я тебе как литературовед говорю – тебе надо писать!

Давай ты соберешь все рассказы про Марусю и мы с тобой издадим книжку!

С изданием я тебе помогу.

Наташка, я совсем пала духом, что мне не свойственно. Давай поговорим о хорошем!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное