Мария Башкирцева

Но несмотря на все это, Мария работает, и работа дает результаты. В конкурсах, которые постоянно проводятся в мастерской, Башкирцева занимает все более высокие места. К концу года обучения она уже идет второй после Бреслау. Но Мария понимает, что по сравнению с нею, только начинающей в живописи, Бреслау – уже художник. Начинается гонка за лидером. На то, чтобы догнать соперницу, Марии понадобилось полгода. В январе, сразу после русского Нового года, она получает на конкурсе в мастерской медаль, которую ей присуждает триумвират, состоящий из Лефевра, Буланже и Робера-Флери. Ее рисунок прикалывают к стене с надписью «Награда».

В начале 1879 года Мария Башкирцева записывает в дневник следующие строки: «Если живопись не принесет мне довольно скоро славы, я убью себя, и все тут. Это решено уже несколько месяцев… Еще в России я хотела убить себя, но побоялась ада. Я убью себя в тридцать лет, потому что до тридцати – человек еще молод и может еще надеяться на успех или на счастье, или на славу, или на что угодно».

Но жизнь, к сожалению, обернулась так, что Мария не дожила до отмеченного для суицида возраста – тридцати лет.

В то время во Франции искусство представляло собой почти официальную структуру, которая пользовалась покровительством государства и имела четкую иерархию. В живописи надо было делать карьеру, как в любом социальном институте, подчиняясь тем правилам, которые были давным-давно регламентированы, здесь тоже надо было подниматься по служебной лестнице, получая чины, звания и награды. Без этих атрибутов художник был никто.

Служебная лестница начиналась со Школы изящных искусств, дальше следовали конкурс на Римскую премию, которая присуждалась не только по части живописи, скульптуры и зодчества, но и музыкальной композиции, затем следовало обучение во французской Academie de Rome (Римской академии), поездка в Рим с обязательным посещением виллы Медичи, принятие картин в Салон, получение в Салоне отзывов и медалей, а после – профессорская должность в Академии художеств, избрание в ее совет или во Французскую академию и наконец – орден Почетного легиона как окончательное признание твоих заслуг перед государством.

Достигшие социальных вершин художники представляли собой некое корпоративное братство, называя друг друга «дорогой мэтр». «Дорогие мэтры» на социальной лестнице достигали уровня высокопоставленных государственных чиновников. Не зря и сами высокопоставленные чиновники становились членами Французской академии или Академии моральных и политических наук, тем самым их социальный статус уравнивался, отныне и пожизненно они принадлежали к одному клану избранных, имя которому было Институт (Institut de France).

Институт, высшее официальное учреждение в Париже, в то время состоял из пяти Академий: Французской академии, Академии надписей и изящной словесности, Академии наук, Академии художеств и Академии моральных и политических наук. Самой известной из них, безусловно, была Французская академия, куда пожизненно избиралось сорок академиков («бессмертных»). Вакансии в ней открывались только после смерти одного из «бессмертных».

Лишь преодолевая ступеньку за ступенькой на этой социальной лестнице, художник утверждался в обществе. В результате такой карьеры он получал главное – крупные государственные заказы.

Понятно, что этот путь был для Марии Башкирцевой практически невозможным. Во-первых, она была женщиной. Во-вторых, никогда ни под кого не подстраивалась и не любила, когда ею руководили. Но она изо всех сил пыталась подняться по этой лестнице. Мария попала в Салон в 1880 году, на два года раньше, чем Сезанн, у нее были серьезные протеже, и живопись ее была вполне в русле академических тенденций, когда картину не обязательно надо было увидеть, а достаточно было пересказать, то есть сюжет значил больше, чем собственно живопись.

Салон проводился раз в год, примерно с 1 по 15 мая во Дворце промышленности на Елисейских Полях. Эти Салоны начали устраиваться там после Всемирной выставки 1855 года, для которой и было построено это выставочное помещение. За день до открытия и в день после закрытия участники Салона могли попасть на него по специальным билетам. В последний день перед открытием, на так называемом вернисаже, художники могли навести последний блеск на свои картины. (Кстати, «вернисаж», по-французски vernissage, – буквально означает «покрытие лаком» – от этого масляные краски становились ярче и сочнее.) Делалось это обыкновенно в присутствии ограниченного круга избранных лиц.

К концу XIX века вернисажи стали весьма модным развлечением, куда рвался весь элегантный Париж, число приглашенных выросло до нескольких тысяч, репортеры, естественно, попадавшие в Салон в первых рядах, рассказывали на следующий день в газетах не только и не столько о картинах, сколько о публике, фланирующей в залах.