Мария Федоровна

«15-го августа н[ового стиля] 1918 г. меня арестовали по приказанию Чека и, продержав там в полном неведении несколько часов, отвезли в Дом предварительного заключения… Тюрьма на меня произвела удручающее впечатление. Особенно теперь, в такое тяжелое время и в полном неведении будущего, мои нервы сдали. Пришел начальник тюрьмы, господин с седой бородой и очень симпатичной наружности. Я попросил поместить меня в лазарет, как обещал сделать Урицкий, но постоянного лазарета в Доме предварительного заключения не оказалось, и начальник тюрьмы посоветовал мне поместиться в отдельной камере. Меня отвели на самый верхний этаж, в камеру с одним маленьким окном за решеткой. Камера была длиной в шесть шагов и шириной в два с половиной. Железная кровать, стол, табуретка — все было привинчено к стене. Начальник тюрьмы приказал положить на койку второй матрац.

В этой же тюрьме сидели: мой родной дядя великий князь Дмитрий Константинович и мои двоюродные дяди — великие князья Дмитрий Константинович, Николай и Георгий Михайловичи.

Вскоре мне из дома прислали самые необходимые вещи, и я начал понемногу устраиваться на новой квартире. В этот же день зашел ко мне в камеру дядя Николай Михайлович. Он не был удивлен моим присутствием здесь, т. к. был убежден, что меня тоже привезут сюда. Дядя Дмитрий Константинович помещался на одном этаже со мной, но его камера выходила на север, а моя на восток. Дядя Павел Александрович, Николай и Георгий Михайловичи помещались этажом ниже, каждый в отдельной камере.

В этот же день мне удалось пробраться к дяде Дмитрию Константиновичу. Стража смотрела на это сквозь пальцы, прекрасно сознавая, что мы не виноваты. Я подошел к камере дяди, и мы поговорили в отверстие в двери… Я нежно любил дядю Дмитрия; он был прекрасным и очень добрым человеком и являлся для нас как бы вторым отцом, разговаривать пришлось недолго, потому что разговоры были запрещены…

Тюремная стража относилась к нам очень хорошо. Я и мой дядя Дмитрий Константинович часто беседовали с ними, и они выпускали меня в коридор, позволяли разговаривать, а иногда даже разрешали бывать в камере дяди. Особенно приятны были эти беседы по вечерам, когда больше всего чувствовалось одиночество».

В это время супруга великого князя Гавриила Константиновича — Антонина Романова (Нестеровская) предпринимала отчаянные попытки спасти из тюрьмы больного мужа. С этой целью она посетила М. Урицкого.