Мария Федоровна

В течение всего лета Антонина Романова постоянно появлялась в тюрьме то у Урицкого, то у Богданова, прося за мужа. Она обратилась и к Горькому, чья позиция в отношении ареста в тот период многих лиц — представителей культуры и науки — ей была хорошо известна. «Большая чудная квартира в богатом доме. В квартире с утра до ночи толпится народ, — писала она в своих воспоминаниях, — меня просили подождать и, видимо, забыли обо мне. Наконец вышла жена Горького, артистка М. Ф. Андреева, красивая, видная женщина, лет сорока пяти. Я стала ее умолять помочь освободить мужа. Она сказала, что не имеет ничего общего с большевиками, но что ей теперь как раз предлагают занять пост комиссара театров, и если она согласится, то думает, что по ее просьбе будут освобождать заключенных. Во время этого разговора вошел Горький. Он поздоровался со мною молча. Ушла я от них, окрыленная надеждой. Меня приглашали заходить и обещали уведомить о дальнейшем…»

Между тем тюремная жизнь великих князей шла своим чередом. Поднимали арестованных в 7 часов утра. До обеда, то есть до 12 часов дня, выводили на прогулку. Некоторых арестованных выводили партиями, «нас же в одиночку и позволяли гулять только вдоль восточной стены тюремного двора, — вспоминал Гавриил Константинович. — В 12 часов дня давали обед, состоявший из супа и куска хлеба. В 6 часов вечера разносили ужин и между обедом и ужином узникам разрешали пить чай. В 7 часов тюрьма переходила на ночное положение и опять, как и утром, начиналась ходьба, лязганье ключей, щелканье замков. Затем становилось тихо, гасили большинство огней, и наступала жуткая тишина».

После переговоров, которые провел с руководством тюрьмы великий князь Дмитрий Константинович, Романовым были разрешены совместные прогулки и увеличена их продолжительность. Гавриил Константинович вспоминал: «Началась новая эра в нашей тюремной жизни. Мы гуляли в большой компании и вместо четверти часа — час, что было для всех большой радостью. Вместе с нами гуляли генерал-адъютант Хан-Нахичеванский, под начальством которого я был на войне, князь Д., два брата А. и многие другие. Многие незнакомые арестованные нас приветствовали, а сторожа иногда даже титуловали. Они нам соорудили из длинной доски большую скамейку во дворе тюрьмы, и мы часто сидели, греясь на солнце…»

Стража относилась к великим князьям вполне дружелюбно. Узники и их сторожа часто через дверь вели задушевные беседы. Среди тюремщиков были уроженцы балтийских провинций и солдаты лейб-гвардии Гренадерского полка, некоторые из них даже иногда помогали арестованным одеваться. Самое благоприятное впечатление производил начальник тюрьмы, который относился к великим князьям корректно и часто даже продлевал заключенным свидания с родственниками. Он же приносил Романовым пришедшие на их имя почтовые открытки и просил ни в коем случае не пользоваться нелегальными способами переписки, которые, естественно, существовали в тюрьме.

Самой жуткой фигурой в тюрьме был тюремный комиссар, который, как правило, всегда присутствовал во время тюремных свиданий. Князь Гавриил Константинович вспоминал: «Говорить свободно было нельзя: тут же сидел комиссар тюрьмы, отвратительный тип, всегда невероятно грязный; он хотел все слышать и требовал, чтобы мы говорили громко. Свидание продолжалось четверть часа, обстановка была тягостной…»

Наиболее страшными были ранние утренние часы, когда в тюрьме поднимались шум, ходьба, а затем все опять стихало. «Это выводили на расстрел, может быть, тех, с которыми только вчера еще гулял и говорил на тюремном дворе…» — писал князь Гавриил Константинович.

В начале августа 1918 года жена великого князя Георгия Михайловича великая княгиня Мария Георгиевна, находившаяся в Лондоне вместе с дочерьми — княжнами Ниной и Ксенией Георгиевнами, направила датской королеве Александрине, приходившейся племянницей великим князьям Николаю и Георгию Михайловичам, письмо, в котором просила ее помочь мужу и другим великим князьям, сидевшим в Петропавловской крепости. Великая княгиня направила также письма в английский королевский дом и Ватикан.

Настойчивая просьба оказать помощь членам царской семьи поступила к королеве Александрине также и от ее матери, великой княгини Анастасии Михайловны, проживавшей в Германии. Датская королева, близко к сердцу приняв сообщение о бедственном положении своих дядей в Петрограде и пытаясь поддержать их морально, послала им ободряющее письмо. «Чудное письмо, которое я получил от Ее Величества, — писал великий князь Николай Михайлович X. Скавениусу в октябре 1918 года, — наполнило меня радостью. Узнаю дочь моей сестры и внучку».