Мария Каллас

30 июня 1959 года она выступала в последнем из пяти предсавлений "Медеи" на сцене "Ковент Гарден", а появившись 11 и 14 июня в Амстердаме и Брюсселе, она завершила свое концертное турне по Европе. Концерт в Голландии получился необыкновенным, она пела блестяще и с беспримерной музыкальной концентрацией. Арианна Стасинопулос сообщает, что во время празднества Каллас подошла к Питеру Даймонду, директору голландского фестиваля, с просьбой уделить ей внимание для разговора с глазу на глаз. Во время беседы она попросила его задержать ей выплату гонорара. "В ближайшие месяцы в моей жизни произойдут значительные перемены, — якобы сказала она Даймонду. — Это мне подсказывает чутье. Вы многое еще услышите... Пожалуйста, останьтесь моим другом". "Мария, это мелодраматично", - запротестовал он и услышал в ответ: "Нет, нет, это не мелодрама, Питер, а настоящая драма".

В это можно поверить, ибо то, что произошло дальше, укладывается в рамки драмы; 22 июля, объятый мрачными предчувствиями, Менегини прилетел с ней в Монте-Карло и, полный страха, ступил на палубу плавучего дворца; Мария Каллас, с помощью мадам Байки снабженная для плавания потрясающим гардеробом, чувствовала себя, как Алиса в стране чудес. Среди гостей находились Уильям и леди Черчилль вместе с секретарем и личным врачом и глава концерна "Фиат" Умберто Аньелли вместе с супругой; в порту корабль провожал глава княжеского дома Гримальди, монакский князь Ренье, который буквально напичкал судно водоизмещением в1640 тонн венецианскими и византийскими произведениями искусства; в рабочем кабинете владельца судна висела картина Эль Греко, в ванных комнатах были золоченые краны, на яхте имелся плавательный бассейн, выложенный мозаикой, скопированной с мозаики Кносского дворца. Об этом плавании писали много. По сообщению Еллинека судно обслуживали сорок три человека: массажисты и повара, слуги и кельнеры, число которых, в новом изложении эротической одиссеи Арианной Стасинопулос, за двадцать лет возросло до шестидесяти. По Еллинеку - первые дни путешествия были спокойные, по Стасинопулос - тяжелые, поскольку Менегини не владевший ни французским, ни английским языком чувствовал себя изолированным и потому "впал в летаргию". Онассис был всего на девять лет моложе итальянца, но обращался с ним, как с дедом, как с глупым, обманутым стариком из итальянской комической оперы.

7 августа "Кристина" бросила якорь у горы Атос, знаменитой священной горы, издревле являющейся местом паломничства православных греков. На другой день оба семейства, Онасис и Менегини, были приняты патриархом Константинопольским. С присущим южанам красноречием он восславил "величайшую певицу мира" и "величайшего мореплавателя нового времени, нового Одиссея" и поблагодарил их за честь, оказанную ими его родине. Впоследствии Менегини сказал, что стал свидетелем "проявления националистического начала", которое "явно" привело его жену "в возбуждение"; "она уже не была такой, как прежде. А как я мог защитить себя от нового Одиссея?" Очевидно, в певице всколыхнулись чувства, которые она на протяжении десяти лет воспевала на сцене. 8 августа, в Стамбуле, незадолго до праздника в отеле "Хилтон", она призналась мужу, что любит Онассиса их не хочет долее продолжать супружескую жизнь.

17 августа, спустя несколько дней после завершения морского путешествия, в Сирмионе объявился Онассис и, пробыв там три часа, покинул поместье Менегини вместе с Марией Каллас. Певица вернулась в Милан и, по сообщениям ее друзей, безвылазно находилась в своей квартире на Виа Буонаротти. Мадам Байки рассказывала, что Каллас избегала даже самых близких друзей и знакомых, видимо, из чувства стыда. И тут началось то, что Реми метко охарактеризовал "греческим хором": "Пресса принялась буквально потрошить столь деликатную ситуацию, и любое высказывание, любое объяснение певицы или судовладельца лишь служило вульгарным психологам для составления, как это называется на жаргоне иллюстрированных журналов, "психограммы". "У меня было такое ощущение, будто меня десять лет продержали в клетке, - цитирует певицу Арианна Стасинопулос, - я стала совершенно другой, когда повстречала Аристо". Благодаря этой встрече она стала намного мягче и обходительнее, что также послужило устранению препятствии пути примирения с Антонио Гирингелли, директором мила ской "Ла Скала".

В течение двух лет она записывала свои пластинки исклю тельно в Лондоне. И вот теперь, 5 сентября, ей предстояла новая запись оперы Понкьелли "Джоконда". 2 сентября она отправилась в "Ла Скала" и была вынуждена, как писал Питер Даймонд, спасаться от фотокамер назойливых репортеров. Даймонд выдал себя за "египетского парикмахера певицы, когда выясняли его личность, что ему прекрасно удалось, так-как в одном из журналов незамедлительно появилась цитата “парикмахера мадам Каллас": "Волосы певицы всегда выглядят ягкими и послушными, когда она поет Виолетту, а когда появляется на сцене в роли Медеи, они курчавятся и топорщатся".