Харольд Д. Розенталь обстоятельно откомментировал этот вечер в "Опера". Он напомнил о том, что опера "Полиевкт", сочиненная Доницетти в 1838 году по настоянию Адольфа Нурри для неаполитанского "Сан-Карло", написана в основном для тенора, так что певице не дано никакого шанса раскрыть характер своей героини, не то что в "Лючии" или "Анне Болейн".
На тРетьем представлении певица была не совсем в голосе, и даже на пятом, когда она находилась в лучшей форме, ее голос - в особенности в первом акте — звучал не наполненно и глухо. И все же бывали моменты, когда ее пение становилось уверен ным и на редкость прекрасным, так что у слушателя даже мурашки начинали бегать по спине". Но в общем и целом оперс произвела на него странное впечатление, ему казалось, что он присутствует на каком-то надуманном представлении "о Каллас, которую играет Мария Каллас, которую зовут Паолиной" А вот Эндрю Портер - он впервые увидел ее на дневном спектакле - считает, что ее исполнение было "захватывающим достоверным, уверенным и инспирировало уверенность в других". Как выяснилось впоследствии, почти все участники -коллеги и критики - были расположены к певице и слышали лишь то, что ей удавалось; короче говоря, она стала феноменом по ту сторону критики.
Лиза делла Каза
После пятого представления Каллас "физически и психически превратилась в развалину", вспоминала Арианна Стасинопулос. Из-за чувства неуверенности в себе, страха перед провалом и слабости она все реже появлялась на сцене, так что те немногие спектакли, на которые она все же отваживалась, превращались в грандиозные события и тем самым только усиливали ее внутреннее напряжение. В 1964 году она принимала таблетки и делала инъекции, лишь бы выйти, именно выйти на парижскую сцену в роли Медеи. После миланских постановок оперы Доницетти "Полиевкт" она исполняла всего только три партии: Медеи, Нормы и Тоски.
Но тем грандиознее становились ее планы. Сандер Горлински - после расторжения брака ее доверенное лицо - вел переговоры с "Ла Скала" об исполнении ею главной партии в опер Беллини "Беатриче ди Тенда" и с далласской "Сивик Опера постановке на ее сцене "Орфея" Глюка. К ней проявило интере Оперное общество из Монте-Карло. Онассис не оставлял мысли о ее съемках в кино, после того как один из гостей на '' Кристине", Карл Формен, предложил ей сняться в боевике "Пушки из Навароне" (с Грегори Пеком). Теперь ей предложили сыграть героиню в фильме по сценарию Ханса Хабе "Примадонна''. По утверждению Арианны Стасинопулос, если бы кинозвезда Каллас принадлежала к миру Онассиса, это вполне отвечало бы его стремлениям. Однако "некогда завороженный и восхищенный ее искусством", он начал теперь дискредитировать и публично компрометировать ее.
В начале 1961 года певица снимала в Париже квартиру на авеню Фош, 44. Французская столица, так тепло принимавшая ее, стала ее второй родиной. Работа способствовала ее вживанию в Париж. Запись "Нормы" 1960 года возникла тогда под покровительством Вальтера Легге. С 1961 года ее компаньоном стал Мишель Глотц из "Патэ Маркони". Позднее он стал также продюсером концертной деятельности Герберта фон Караяна. В период между 28 марта и 5 апреля он готовил выпуск первой французской пластинки Каллас с ариями из "Кармен", "Орфея иЭвридики", "Альцесты", "Самсона и Далилы", "Ромео и Джульетты ", "Миньоны", "Сида" и "Луизы". Дирижером был Жорж Претр, с которым позднее она выступала на гастролях и записывала на пластинки свои последние оперы "Кармен" и "Тоску". Роджер Деттмер, ее давний почитатель, тепло отозвался о пластинке, сказав, что здесь впервые "со времен Кальве" возвестила о себе "величайшая Кармен", "совершенная Далила" и певица, которая очеловечила Глюка, однако это, быть может, слишком восторженный гимн в честь "возрожденной королевы".
Но публике почти не доводилось лицезреть возрожденную вновь королеву. Ее ангажементы были привязаны исключительно к маршрутам ее путешествий. Так, 30 мая 1961 года, исполнив в Лондоне в Сент-Джеймском дворце в сопровождении сэра Малькольма Сарджента за роялем четыре арии, она тотчас отправилась в круиз на "Кристине". Стасинопулос пишет, что после месячного путешествия монакская княгиня с удивлением заметила: "Вы даже ни разу не позанимались", — на что Каллас возразила: "А мне этого не надо, я спокойно могу не петь целый месяц".