Начиная с 20 сентября, Каллас пять раз выступила в "Травиате" под управлением дирижера Николы Решиньо, специалиста в области итальянской музыки, которого она с конца пятидесятых годов предпочитала всем остальным дирижерам; это незамедлительно вызвало "очередную бурю разногласий" ("Опера Ньюс"). Критическим нападкам, число которых с 1956 года значительно возросло, подверглись нестабильность голоса и его слабость. "Некоторым из нас, — писал Филип Хоуп-Уоллес, — исполнение понравилось лишь наполовину. Лично мне было ужасно тоскливо". Большинство же зрителей пребывало в состоянии экзальтированного восторга и не скрывало своей готовности защитить певицу. "И вот тут-то Мария Каллас показала свое истинное исполнительское мастерство, - писал в "06сервер" Питер Хейворт. - Должно быть, в пятницу она не стремилась добиться просто красивого звучания, ибо это было представление выдающееся по проникновенности и музыкальности, богатое сценическими деталями, помогавшими ярче раскрыть образ, казалось, ты видишь эту оперу впервые. Выговор, который Виолетта делает Жермону — "Donna son'io, e in mia casa", - певица исполнила с самоутверждающей уверенностью в голосе и жестах, что свидетельствовало о ее высоком художественном мастерстве. И тем не менее самым восхитительным моментом, кульминацией оперы, была долгая нота си бемоль перед арией Виолетты, которая начинается с фразы: "Dite al a giovine".... Словно чудом Каллас заставляет эту ноту зависнуть в воздухе в свободном парении; без какой-либо манерности, почти без опоры на дыхание, она наполняет звучание всеми противоречивыми чувствами, томящими героиню... Этой певице нет вных в итальянской опере, ибо одной ей подвластна поэтическая магия. И если даже мне станут возражать, что-де магические мгновения случайны и мимолетны, для меня они остаются волшебным флером того совершенства, за которое ратует опера и которого ей так редко удается достигнуть..."
В большой рецензии, опубликованной в газете "Опера", с подробным разбором многих деталей Харольд Розенталь тоже отметил, что во втором акте "пение и игра были восхитительны". Как и Хейворт, он выделил эпизод с парящим си бемоль перед "Dite alia giovine", подчеркнул достоинство во фразе "Donna son' io", буквально пугающую интенсивность возгласа "Ah! Gran Dio! Morir si giovine" и почти ужасающую сцену смерти, с исполненным неземным голосом заключительным пассажем "Estrano!"
Из критических статей явствовало также, что на этих представлениях сила воли и артистизм певицы праздновали победу над все слабеющим голосом и что врач, который был неотлучно при ней на каждом спектакле, постоянно делал ей инъекции; все это свидетельствовало о неблагополучном состоянии ее нервов и организма в целом. 23 сентября, в день второго представления "Травиаты", она выступила по телевидению и спела "Un bel di" из "Мадам Баттерфляй" и "Casta diva" из "Нормы". На вопрос о ее концепции образа Виолетты, она ответила, что для нее было важным освободить Виолетту от ауры оперной певицы и показать умирающую от туберкулеза женщину. Она сказала также, что незначительный надлом голоса в конце "Addio del passato' входил в ее намерения. Бесспорно, это высказывание не было дешевым оправданием срыва голоса или обычным извинением за "ошибку", это было скорее объяснение, которое ог дать только исполнитель, который во время пения страдает и сам испытывает страх и даже ужас перед собственным адением, быть может, самым страшным мгновением в своей жизни.
Во время представлений "Травиаты" Каллас заключила свой первый договор на проведение концерта из произведений Верди под управлением дирижера Николы Решиньо, — составленного из арий и сцен из "Макбета", "Эрнани" и "Дон Карлоса", и еще один договор на исполнение сцен из "Анны Болейн" "Гамлета" и "Пирата".
Сирил Ричард о Рудольфе Бинге
После лондонских гастролей Каллас могла позволить себе трехмесячный отдых. Как всегда, она провела его в Сирмионе на озере Гарда. Осенний сезон 1958 года ей предстояло начать в октябре концерным турне по северо-американскому континенту. В программе Далласской "Сивик Опера" значились 'Травиата" и "Медея"; Рудольф Бинг планировал не менее двадцати шести представлений с "Макбетом", "Тоской" и либо с "Лючи-ей ди Ламмермур" либо с "Травиатой". Ей предстояло спеть обе оперы Верди за короткий срок и без особых передышек. Шестью-семью годами раньше она могла выдержать такое напряжение, однако возможности голоса не безграничны; со временем он стал менее гибким и динамически перегруженным; ее "Травиата" оказалась уже не звучным обжигающим потоком подвижного драматического сопрано, а нежным, мягким, пастельным творением, шедевром вокальной бережливости и драматического наполнения.