В результате этой антиклерикальной политики появилась острая ненависть к духовенству. Тлевшее под спудом глухое недовольство богатством церкви и ее привилегиями вырвалось наружу. Все, что когда-то почиталось святым, было повсеместно осквернено. Духовенство осмеяно. Движения головой («покачивания»), которые совершал священник во время мессы, сравнили с обезьяньим кривляньем. Святых оскорбили, пресвятую Деву Марию унизили. Папу осудили как «пособника сатаны», и регент заявил, что среди простого народа «имя папы столь же ненавистно, как имя самого дьявола». Покаяния и посты были отменены как ненужные; чистилище тоже было отменено как фантазия священников. Людям сказали, что крещение — это чепуха. Мол, вы с таким же успехом можете дома окунуть ребенка в таз с водой или в придорожную канаву. А что касается святой воды, то ее можно употребить на изготовление бараньего бульона, если, конечно, добавить немного лука; она может служить также неплохим снадобьем, «когда лошадь натрет спину». Обращаться за помощью к святым — это все равно что «швырять камни против ветра», поскольку помощи святые могут оказать людям не больше, чем жена своему мужу. А священники, виновные во всех этих обманах и заблуждениях, с точки зрения протестантских проповедников, были немногим лучше слуг дьявола. Их тонзуры они называли «клеймами, которыми метят шлюх папского престола».
Правление Эдуарда ознаменовалось тем, что очень скоро эти оскорбления уступили место обыкновенному насилию. Не до конца разрушенные монастыри и храмы грабили до тех пор, пока там не осталось ни единого святого образа. Алтари все были сломаны, гробницы превращены в руины, витражные окна разбиты и превратились в кучи осколков цветного стекла. Враждебность выплеснулась в дома и на улицы. Людей убивали за то, что они направлялись в церковь, священнослужителей били и унижали. Владельцы гостиниц меняли названия своих заведений, чтобы их не заподозрили в религиозных предрассудках. «Приют ангела» превратился в «Солдата и горожанина», «Колесо Святой Екатерины» — в «Кота и колесо». Даже король Эдуард, стремившийся поскорее очистить общество от всех пятен папства, возражал против того, чтобы орден Подвязки связывали со Святым Георгием.
Этот исключительно негативный взрыв антиклерикализма заложил основы изменения обрядов. Порицание добрых дел как бесполезных с точки зрения спасения души расчистило дорогу протестантскому учению о правомерности веры как таковой. Осмеяние просвирок, которые давали верующим во время мессы (их издевательски называли «круглый Робин» или «Джек в коробочке»[41]
), а также зубоскальство над «рычанием, стенанием, свистами, бормотанием, покачиванием и трясучкой» во время мессы подготовили почву для введения простого богослужения англиканской церкви. Огульное отрицание внешних проявлений старой веры: «освященных свечей, освященной воды, освященного хлеба, освященного ясеня» — прокладывало путь протестантскому учению, делающему упор на внутреннюю сущность религии, молитву в сердце. Вдобавок к общей неразберихе по вопросам верования эта вакханалия поношения заставила по крайней мере часть общества страстно желать скорейшего установления новых традиций.Регент вместе с архиепископом Кранмером стремились использовать эту волну неудовлетворенности для разработки новых символов веры. Первые шаги были сделаны вскоре после восхождения Эдуарда на престол, когда были аннулированы все установления Генриха, касающиеся церкви. В частности, были сняты ограничения на тиражирование и чтение Библии, и Кранмер начал работу по разработке англиканских церковных обрядов, которые должны были прийти на смену мессе. Их ввели в практику в начале 1548 года. Следует отметить, что до той поры организованной католической оппозиции этой программе в стране не возникло, и именно поэтому Мария им сильно мешала. Ведь она оставалась преданной старой вере, несмотря на то что официальная религия в Англии все дальше отходила от Рима. Генрих мирился с ее католицизмом, утешаясь тем, что дочь отказалась от верности папе. Но теперь, когда восторжествовали новое учение и связанные с ним церковные обряды, ее приверженность мессе, католическим праздникам и доктринам Рима являлась настоящим оскорблением существующих религиозных установлений. Кроме того, это вдохновляло на сопротивление всех католиков, которые никогда не пожелали бы изменить своей вере.