В полдень 12 июля на борт этого судна поднялся Филипп со своей свитой, а матросы в желто-красных мундирах, приветствуя его, свешивались с мачт и рей, проделывали на канатах гимнастические трюки. Множество горожан, пришедших посмотреть на отплытие принца, знали, что он плывет в Англию жениться, но все понимали также, что цель его поездки много важнее, чем просто женитьба: он отправляется крепить могущество Габсбургов против французского короля. Когда принц взошел на борт «Espiritu Santo», они выкрикивали не только пожелания успешного плавания, но и «разражались бранью по отношению к Франции».
Флот вышел в море при сильном ветре. Первую ночь и весь следующий день из-за плохой погоды принц и его свита не покидали нижнюю палубу. Филипп был необычайно восприимчив к морской болезни, и, чтобы сократить его страдания, английские посланники приняли решение причалить в Плимуте вместо официально назначенного порта Саутгемптон. Паруса подняли в пятницу, а во вторник утром показался английский берег. Теперь море было спокойнее, и на следующий день сильное течение пронесло испанские корабли в прибрежные воды между Саутгемптоном и островом Уайт. К счастью, принц нормально себя чувствовал и в тот же день, когда «Espiritu Santo» бросил якорь в узком проливе, в трех милях от Саутгемптона, смог принять несколько депутаций с берега.
Первым его гостем стал английский адмирал, лорд Уильям Говард. Филипп вытерпел грубоватые шутки Говарда, но странное замечание адмирала, что фламандские корабли похожи на «раковин моллюсков», привели фламандцев в бешенство. Он также заспорил о чем-то с испанским адмиралом. Позднее, увидев, что испанские корабли при входе в английские воды не убирают топсели, как это положено делать, Говард приказал дать напоминающий залп из пушек в их направлении, а его моряки смотрели на испанцев с неприкрытым презрением.
На следующий день Филипп пересел на королевскую барку, которая должна была доставить его на берег (очень короткое путешествие), но прежде принял молодых лордов: старших сыновей графов Арундела, Дерби, Шрусбери и Пембрука и внука герцога Норфолка, — которые прибыли к нему с нижайшей просьбой принять их в свиту. Еще находясь на борту своего флагмана, принц принял посвящение и ступил на английскую землю уже рыцарем ордена Подвязки. Марии среди встречающих не было. Она расположилась в своем сельском доме в двух милях от побережья, но прислала подарок — белого коня, покрытого попоной из украшенного золотом малинового бархата, чтобы принц мог доскакать на нем до церкви и возблагодарить Бога за удачное плавание. Филиппа, как только он ступил на берег, приветствовал на латыни сэр Энтони Броун, сказав, что послан служить ему в качестве шталмейстера, а затем подвел прекрасного коня. Филипп поблагодарил и сказал, что ему не трудно дойти до церкви пешком, но Броун настоял. Он помог принцу подняться в седло и по традиции почтительно поцеловал его шпору. Затем шталмейстер повел коня Филиппа к церкви Святого Распятия, ненадолго остановившись только у городских ворот, где лорд-мэр торжественно вручил принцу ключи от города.
Филипп пробыл в Саутгемптоне три дня, в апартаментах, увешанных гобеленами, изображающими деяния Генриха VIII и расшитыми его знаменитыми титулами — «Защитник веры» и «Верховный Глава Церкви». Утром он спал допоздна, затем одевался и встречался с советниками Марии и другими лордами, которые ему представлялись и целовали руку. Заняться в Саутгемптоне Филиппу было нечем — в те времена в этом небольшом городишке насчитывалось всего триста домов, — к тому же все время не переставая лил дождь. Мария поручила своему лорду — хранителю печати доложить принцу о «полном состоянии дел в государстве со всеми подобающими подробностями» и дать любой совет, какой он может попросить. Но Филипп практически ничего не знал ни об Англии, ни о ее политике и поэтому вопросов не задавал. Он выступил перед советниками с официальной речью, заверив их, что прибыл в Англию не с целью обогащения, поскольку, Господь свидетель, у него столько земель и богатств, как ни у одного другого современного принца, а потому, что призван Божьим провидением стать мужем Марии. Он сказал, что будет обходиться с ней и с ними, как «добрый и любящий правитель», и надеется, что они, со своей стороны, также выполнят свои обещания быть «преданными и послушными».