Мария Магдалина

Отвесно, как стены, мрачно торчали по обеим сторонам совершенно голые базальтовые скалы. Широкое ущелье похоже было на развалины огромного, разрушенного землетрясением здания. Посреди осыпей, темно-бурых глыб, в расселинах гранитных скал пробивали себе путь к свету, как будто напрягая последние усилия, побеги безлистных кустов терновника, колючий боярышник, карликовые, засыхающие акации.

Мария, проведя ночь под скалой, на рассвете тронулась дальше и, несмотря на зной, упорно шла весь день вперед. Вскоре начали редеть камни, и, наконец, раскрылась широкая, бесплодная равнина; под ногами заскрипел песок, местами спрессовавшийся, твердый, как камень, местами сыпучий, кое-где расхолмленный ветром и собранный в волнистые складки. Мария присела усталая и засмотрелась на расстилавшееся пред нею дикое пространство пустыни. Глаза ее, блуждавшие по этому серому пространству, замечали кое-где острые, неподвижные, вытянутые при заходящем ярком солнце тени, падавшие от скал, и ползучие лишаи сероватых полянок верблюжьей травы. Где-то далеко, на расплывающейся линии горизонта, мелькала точно серебристая полоса. Это были горькие воды Мертвого моря. Выше, в искрящемся воздухе, вырисовывались синеватым зигзагом, точно окутанные перламутровым туманом, цепи Моавитских гор.

Съев последнюю корку хлеба, смочив высохшие уста остатками согревшейся воды, Мария поспала несколько часов и отправилась дальше. Около полудня она набрела на небольшой оазис, состоявший из нескольких убогих финиковых пальм и до такой степени иссохшего источника, что он сочился лишь едва заметными каплями, так что для того, чтоб набрать немного воды, ей пришлось разгрести песок. Здесь она немного передохнула и, опасаясь, что кто-нибудь может прийти сюда, поплелась на своих истомленных ногах дальше. Пройдя несколько стадий, она набрела на известняковую скалу с довольно просторной и глубокой пещерой. Только в этом убежище она почувствовала себя в полной безопасности, разостлала плащ, вытянулась во всю длину и заснула в один миг крепким сном.

Ее опасения были совершенно излишними. Караваны, следующие из Аравии, шли обычно путем, расположенным дальше на запад, а рабочие, занятые вылавливанием асфальтовых глыб, образовавшихся на поверхности Мертвого моря и служивших для смоления кораблей, сплавляли их на барках по течению Иордана. По пути, на котором Мария натолкнулась на оазис, не ходил никто, так как здесь начиналась опустошенная перунами гнева господня, как будто спаленная пожаром, проклятая богом и обходимая людьми, местами красноватая, точно пропитанная греховной кровью, засыпанная пеплом смерти – земля Содомская.

В этой-то суровой пустыне началась для Марии какая-то неведомая, фантасмагорическая и до крайности экстатическая жизнь.

Неутолимая жажда встречи со святым возлюбленным, чувство, сначала нежное, душевное, разгоралось постепенно в плотский жар любовной тоски, в нервное настроение беспрестанного ожидания. Удушливый, адский солнечный зной загонял ее днем в глубь пещеры, где она лежала отяжелевшая, сонная, время от времени взглядывая из-под лениво подымаемых век на искрящуюся, безбрежную пустыню.

К концу заката, когда косые, ярко окрашенные лучи наполняли ее пещеру розовым светом, она просыпалась, и по мере того, как надвигалась тьма, ее начинало охватывать все возрастающее беспокойство.

Она вскакивала и с мистическим трепетом, вся проникнутая торжественностью минуты, выходила из пещеры и, как лунатик, шла по раскаленным серым пескам все вперед, впиваясь взором в глубину ночи и протягивая вперед жаждущие объятия руки.

– Христе! Учитель мой возлюбленный! – вылетали из страдальчески искривленных уст молящий шепот, вздохи, рыдания и стоны.

– Учитель! – глубоко взволнованная, замечала она иногда вдали его теряющуюся в тумане тень.

Как безумная, бежала она с застывшим в горле любовным криком и обнимала руками пустое место там, где он стоял.

И перед раскрытыми в недоуменном ужасе глазами открывалась новая полоса пустыни и на том же расстоянии, что прежде, являлся во тьме он – такой же, как прежде.

Неутомимо следовала она за ним, не будучи в состоянии ни догнать его, ни потерять из глаз. В конце концов, падала без сил лицом в песок, и запекшиеся уста ее лелеяли себя обманом, будто она целует его след.

Она лежала в сладостном упоении, раскинув крестом руки, и вся трепетала, чувствуя, будто теперь он приближается к ней. Ей казалось, будто она слышит шорох его шагов, и сердце ее билось до потери дыхания, жилы раздувались, грудь вздрагивала, руки сжимались, и по спине пробегала то холодная, леденящая дрожь, то жаркое, пламенное дыхание ветра.

Недвижно ждала она, исходя от упоения, и, в конце концов, теряла сознание и падала без чувств.

Очнувшись, она не могла отдать себе отчета, что с ней было. Она чувствовала только, что нервы ее напряжены, как струны, в голове жар, а во всем теле огненные раны.