Читаем Мария София: тайны и подвиги наследницы Баварского дома полностью

Вполне возможно, что в словарях отметят как важнейшие даты из ее жизни день взятия Гаэты и посещение вечера у Вердюренов. Веер, положенный ею на кресло, чтобы лучше аплодировать Вентейлю, заслуживает большей известности, чем веер, сломанный г-жой фон Меттерних, когда освистывали Вагнера.

Марсель Пруст. Пленница

Матери достаточно увидеть улыбку своего ребенка, чтобы убедиться в реальности высшего блаженства.

Франсуа Рене де Шатобриан. Гений христианства

Смерть в палаццо Фарнезе

Двумя годами позже, в одну ненастную ночь с грозой и проливным дождем, в палаццо Фарнезе и его лабиринте темных комнат единственный лучик света пробивался сквозь тьму огромной комнаты. На кровати уже окоченевший ребенок: единственная дочь королевской четы Неаполя, отнятая у них за несколько часов загадочной болезнью. Размытая полумраком и убитая горем толпа смотрела на преклонившую колени женщину. Это Мария София. Скульптор делает слепок с маленькой девочки, черты которой уже искажены смертью. Мать вздрагивает в испуге, когда слышит звук льющегося на глаза гипса. Все убеждают ее смириться с этим ужасом, обещая, что усопшая не останется без ресниц[316]. Весь день она держала маленькое тельце у себя на коленях и разговаривала с ним.

После десяти лет брака под давлением императора Франца Иосифа и папского двора Франциск, который все еще отказывался покидать Рим[317], наконец согласился на операцию, чтобы исправить свой физический изъян.

Королева беременна. Наконец-то!

В салонах, когда женщин не было рядом, мужчины рассказывали друг другу нескромный анекдот:

«Королева и ее сестра, императрица Австрии, поделились друг с другом своими маленькими несчастьями. Зашел разговор о наследнике, и императрица сокрушалась, что у ее сестры его нет.

– У тебя будет наследник, – сказала ей сестра, – при условии, что ты примешь мой подарок и, главное, что ты поклянешься мне использовать его.

– Клянусь! – воскликнула королева.

А подарком оказалась чудесная двуспальная кровать!»

Но оставим эти великие умы в покое. Конечно, радости неаполитанцев не было предела, тем более что принцесса Пьемонта, невестка и племянница узурпатора Виктора Эммануила, тоже забеременела[318]. Все верные подданные Бурбонов с нетерпением ждали рождения дофина. Ведь рождение мальчика добавляло легитимности династическим притязаниям его семьи.

Поклонники прежнего королевского рода организовали сбор средств, чтобы осыпать Марию Софию более щедрыми подарками, чем те, которые итальянцы предложат принцессе Маргарите[319]. Знатные дамы неаполитанского общества подарили своей экс-королеве прекрасный комплект одежды синего цвета («Пусть это будет принц!»). Жюли и Адольф де Ротшильды доставили огромную коробку с изображением их герба, с колыбелью внутри, тоже синего цвета, наверху которой были закреплены корона и звезда.

«Я надеюсь, что его звезда будет лучше моей», – сказал Франциск II, увидев этот подарок.

Марию Софию эта своеобразная конкуренция рожениц не заботила. Конечно, она ни за что не отказалась бы от амбиций вернуть свою корону и былую роскошь своей жизни в Неаполе. Однако, на мой взгляд, это дитя помогло бы ей вырваться из глубокой тьмы, в которой она была заживо погребена после смерти Эммануила. Завтра она сможет избавиться от своих мрачных мыслей, заглянуть в будущее и вкусить радости законного союза. Оставив позади разбитые мечты, проклятую любовь и ее радости, потерянные навсегда! Оставив позади прошлое…

Сисси отправилась в поездку, чтобы присутствовать на ее родах вместо будущей крестной матери, императрицы Марии Анны[320]. Она путешествовала по Риму в ландо вместе с Франциском II, затем поселилась в палаццо Фарнезе. Мария Кристина Пия появилась на свет[321] 24 декабря, в канун Рождества, как и ее тетя Елизавета[322]. Последняя всю ночь поддерживала свою сестру и хлопотала в коридорах дворца в простом неглиже[323]. Именно она около трех часов ночи пошла будить акушера Фрелиха и баварскую повитуху, которых она вызвала перед отъездом из Вены[324].

Мария Кристина Пия родилась пухленькой и с миловидным личиком.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза истории

Клятва. История сестер, выживших в Освенциме
Клятва. История сестер, выживших в Освенциме

Рена и Данка – сестры из первого состава узников-евреев, который привез в Освенцим 1010 молодых женщин. Не многим удалось спастись. Сестрам, которые провели в лагере смерти 3 года и 41 день – удалось.Рассказ Рены уникален. Он – о том, как выживают люди, о семье и памяти, которые помогают даже в самые тяжелые и беспросветные времена не сдаваться и идти до конца. Он возвращает из небытия имена заключенных женщин и воздает дань памяти всем тем людям, которые им помогали. Картошка, которую украдкой сунула Рене полька во время марша смерти, дала девушке мужество продолжать жить. Этот жест сказал ей: «Я вижу тебя. Ты голодна. Ты человек». И это также значимо, как и подвиги Оскара Шиндлера и короля Дании. И также задевает за живое, как история татуировщика из Освенцима.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Рена Корнрайх Гелиссен , Хэзер Дьюи Макадэм

Биографии и Мемуары / Проза о войне / Документальное

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное