Читаем Мария Стюарт полностью

Мелвилл написал Елизавете 29 июля 1567 года, что Мария «предпочла бы, чтобы она сама и принц находились скорее в Вашем королевстве, нежели где бы то ни было еще в христианском мире». Что более важно, в тот же самый день тринадцатимесячного мальчика короновали в приходской церкви Стирлинга как Якова VI, а шотландские дворяне прикоснулись к короне в знак своей верности. Мятежники держали все под контролем: Мортон и Эрскин из Дана принесли за принца присягу, Рутвен и Линдси подтвердили отречение Марии, а Нокс произнес проповедь на текст из Первой книги Царств, где речь шла о коронации восьмилетнего Иосии, «делавшего угодное в очах Господних»[83]. Единственная причина разногласий состояла в том, что Яков был помазан священником, против чего «протестовали Нокс и прочие проповедники», однако собравшийся для коронации кортеж торжественно проследовал к замку: Атолл нес корону, Мортон — скипетр, Гленкайрн — меч, а Мар как королевский гувернер — самого короля. В записях значится, что церемонию засвидетельствовали Нокс, судебный клерк и Кемпбелл из Кинзенклоха. В Эдинбурге жители провозгласили Якова королем «с радостью, танцуя и восхваляя его», а «по всей Шотландии трещали фейерверки, палили пушки и звонили церковные колокола». Дуглас из Лохливена, злонамеренно продемонстрировав отсутствие такта, устроил фейерверк, а вся его свита танцевала в саду. Мария в своей темнице со страхом осведомилась о причине торжеств, и кто-то из слуг бестактно объяснил ей, что «в своем бахвальстве она утратила власть и не имеет больше силы отомстить им». В ответ Мария сказала, что теперь у них есть король, который отомстит за нее, а затем с полным на то основанием упала на колени и «долго и горько плакала». Можно сказать, что она не была больше шотландской королевой, однако когда в середине августа она написала Трокмортону «из своей тюрьмы на острове Лохливен», то подписалась «Marie R»[84]. Раньше ее подпись представляла собой просто «MARIE», но теперь она утверждала свой королевский статус.

Мария, впрочем, была отнюдь не лишена друзей. Ходили слухи, что на западе собирает силы партия Хэмилтонов, стараясь не спровоцировать лордов на действия против нее. Партия королевы, однако, не позволила герольдам объявить о ее отречении и коронации Якова. В день коронации в Дамбартоне было подписано соглашение между Хэмилтоном, архиепископом Сент-Эндрюсским, Аргайлом, Хантли, Арбротом, Гэллоуэем, Джоном Лесли, епископом Росским, Херрисом и другими. Документ требовал освобождения Марии. В Англии гнев Елизаветы не уменьшался, и Сесил боялся, что она может решиться на открытую войну. Впрочем, он доверительно сообщил Трокмортону, что причины ее поведения состояли в том, что, во-первых, она желала создать у народа впечатление, что ни в коем случае не одобряет содержания монарха под арестом, а во-вторых, она не хотела допустить прецедента, который можно было бы впоследствии обратить против нее самой.

Как только 12 апреля Морей прибыл в Эдинбург, Трокмортон нанес ему визит. Морей сказал ему, что примет на себя регентство, хотя и не без дипломатичного колебания. Вместе с Мореем приехал французский посол де Линьероль, который открыто заявлял: тонкости дипломатии требуют создать впечатление, будто Франция оказывает давление с целью освободить Марию, которая была суверенной правительницей, невесткой его короля, а между странами существовала долгая традиция дружеских отношений. Посол не имел намерений добиваться доступа к Марии и, сообщив о своем поручении лордам, должен был немедленно вернуться во Францию.

Три дня спустя, 15 августа, Морей в сопровождении Атолла, Мортона и Линдси навестил Марию. После ужина Морей проговорил со своей сводной сестрой два часа наедине. Их беседа странным образом напоминала их встречу в Реймсе шесть лет назад, в 1561 году. В тот раз Морей, тогда еще просто лорд Джеймс, был отправлен лордами узнать, «что у королевы на уме»; вместе они выработали условия, на которых Мария могла вернуться и править в Шотландии. Теперь Морей должен был указать причины, по которым она не могла больше оставаться королевой, а он заменял ее в качестве регента. Существуют две сильно отличающиеся одна от другой версии этой встречи.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное