Читаем Мария Стюарт полностью

Тем временем Мария создавала собственную дипломатическую службу: она послала Херриса в Лондон с письмами для Елизаветы и Сесила, лорду Флемингу были даны инструкции нанести визит во Францию с письмом к Екатерине Медичи, заверяющем ту в неувядающей любви Марии. Екатерина, со своей стороны, написала Елизавете и поблагодарила ее за то, что та заботится об интересах Марии, а также отправила в Лондон месье де Монморена в качестве посла. Подразумевалось, что Екатерина от души благодарна Елизавете — ведь теперь Мария была ее проблемой. Инструкции Марии Флемингу были, однако, гораздо более взрывоопасными. Поскольку Елизавета не собиралась употреблять силу для того, чтобы восстановить Марию на шотландском престоле, и, более того, оказала поддержку Морею, Мария теперь просила Францию предоставить ей две тысячи пехотинцев, а также деньги для найма пятисот кавалеристов, приобретения артиллерии и боеприпасов и отправки их в Дамбартон. В качестве платежного средства могли быть использованы ее драгоценности, все еще находившиеся во Франции. Мария предупредила французского короля о шотландских агитаторах, прибывавших во Францию, и советовала ему не принимать никого, кроме носителей паспортов, подписанных ею. Флеминг также вез письмо с аналогичными требованиями кардиналу Лотарингскому. На самом деле Флеминг не уехал дальше Лондона, где его остановил Сесил. Карл IX был избавлен от постыдной необходимости ему отказать. Мария отправила Херриса в Лондон, с тем чтобы разрешить все сомнения, какие могла иметь Елизавета. Письмо начиналось с искренней просьбы о личной встрече, однако Мария добавляла: «Если по какой-либо причине я не могу приехать к Вам, хотя я добровольно предала себя в Ваши руки, Вы, я уверена, позволите мне искать поддержки других союзников — ведь, благодаря Господу, у меня их достаточно». То была неразумная угроза человека, находившегося в уязвимом положении, и Елизавета спокойно проигнорировала ее. Мария жаловалась дальше: «Меня держат в Вашем замке как пленницу уже 15 дней, а по прибытии Ваших советников мне было позволено не отправиться к Вам, но всего лишь поведать Вам истину о моих бедствиях». Под конец она вспомнила о своих манерах: «Я не могу не поблагодарить Вас за благожелательный прием… особенно со стороны помощника коменданта мистера Лоутера, который оказал мне любезность без прямого на то приказа».

В тот же день Скроуп и Ноллис встретились с Херрисом, который собирался отбыть в Лондон, и все трое принялись обсуждать сложившееся положение. Одно из самых серьезных опасений Елизаветы, несомненно, состояло в возможности, хотя и весьма отдаленной, появления в Шотландии освободительной французской армии. Тогда Елизавете пришлось бы ответить на это введением туда собственных войск; восемь лет назад она уже оказывала помощь силам Реформации. Эта кампания оказалась весьма дорогостоящей, и Шотландия выиграла больше, чем Англия. Все стороны согласились, что Мария не может быть допущена к аудиенции у Елизаветы до тех пор, пока полностью не опровергнет обвинения в соучастии в убийстве Дарнли. Сойдясь на этом, Скроуп и Ноллис были впервые приняты Марией. Они передали, что Елизавета сокрушается относительно «достойного сожаления бедствия и вынужденного обстоятельствами приезда». Против обыкновения, двое мужчин не высказали Марии комплиментов по поводу ее красоты, однако «нашли, что она весьма красноречива и хладнокровна, а из ее действий следует, что она обладает мужеством и щедрым сердцем». Когда ей сообщили об условиях встречи, выдвинутых Елизаветой, Мария разрыдалась и немедленно попросила об охранной грамоте на проезд через территорию Англии, поскольку Франция и Испания непременно окажут ей помощь. Оказавшись на грани истерики, она обвинила шотландских лордов в том, что они силой захватили земли, которые она собиралась вернуть короне в день своего рождения. Она опять пригрозила обратиться за помощью к Франции, и на этом встреча закончилась. Скроуп и Ноллис считали, что предоставленная самой себе, она не вернется в Шотландию без французской помощи, но может попытаться пробраться через Шотландию по пути во Францию, хотя это легко предотвратить, вовремя передав сообщение Морею. Кроме того, они осознали, что дилемма состояла в следующем: хотя Марию нельзя было держать в настоящем заключении, сама ее близость к границе требовала бдительной охраны. Однако перемещение ее вглубь страны рассматривалось как «путь к опасному мятежу». Любой выбор таил угрозу, а Марию было невозможно уговорить. Елизавета желала услышать совсем не это, и Сесил, как обычно, подготовил длинный меморандум, обрисовывавший ситуацию.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное