Читаем Мария Стюарт полностью

Несмотря на все детальные инструкции, посланные Норфолку Елизаветой, он по-прежнему терялся в догадках относительно того, какого исхода расследования желали королева и Сесил. Пока брачное предложение еще витало в воздухе, 16 октября Норфолк имел длительную беседу с Летингтоном, и оба они согласились, что лучшим результатом оказался бы компромисс, в результате которого Мария осталась бы с висевшим на ней грузом недоказанной вины, предоставив тем самым Елизавете возможность дольше держать кузину под стражей, не давая ей официальной аудиенции. Не имея окончательного заключения, Елизавета получала предлог не оказывать полной поддержки Морею. Этот туман нерешительности предоставлял Елизавете возможность двигаться в том направлении, какое она пожелала бы избрать.

Елизавета завершила работу комиссии в Йорке, отправила Норфолка инспектировать оборону Северных марок и дала Сассексу инструкции оставаться на посту главы совета Севера. Сэдлер, Летингтон, Макгилл, Херрис и аббат Килуиннинга были вызваны в Лондон, где расследование должно было продолжаться под бдительным присмотром Сесила и самой королевы. Наивная Мария радовалась: «Ее добрая сестра сама рассмотрит дело».

21 октября, через несколько дней после того, как завершились разбирательства в Йорке, Морей написал Сесилу, что в качестве регента или правителя обязан вернуться в Шотландию, чтобы позаботиться о безопасности короля, но на самом деле его просто не пригласили в Лондон. Он также посоветовал Сесилу игнорировать все доводы в пользу того, что подлинным наследником Марии являлся герцог Шательро. Морей настоятельно рекомендовал Сесилу поддержать его правительство в Шотландии без всякого промедления, «в противном случае разрастутся враждующие партии, ущерб будет нанесен ее [Елизаветы] друзьям, а поддержка будет оказана ее врагам, религия и дружба с Англией окажутся под угрозой, а на остров вторгнутся чужеземцы». В контексте возрожденного соперничества Стюартов и Хэмилтонов вина — или невиновность — Марии была совершенно забыта. Сесил, вероятно, сохранил это письмо в числе прочих сообщений, говоривших о «политическом фоне». Впрочем, он также получил письмо от Сассекса, в котором говорилось о необходимости найти некий компромисс «для спасения чести Марии, если она окажется опозоренной», чтобы предотвратить возможность переворота в пользу Хэмилтона, весьма вероятного в случае полного признания ее вины, на котором настаивал Морей. В конце письма Сассекс приходил к выводу, что лучшим выходом было бы предоставление Мореем таких улик, которые помогли бы признать Марию виновной по закону, а потом содержать ее в Англии «за счет Шотландии».

Дотошный Ноллис тоже написал Сесилу, вновь выражая надежду на то, что его вскоре освободят от обязанностей тюремщика, и утверждая, что чем быстрее Елизавета примет решение, тем лучше, поскольку, если Мария заподозрит, что ее будут держать в вечном заточении, она «ни перед чем не остановится, лишь бы совершить побег». Мария каталась на лошади каждый день, если позволяла погода, и группе сторонников легко было бы освободить ее, ведь никто из свиты Ноллиса не был в состоянии догнать ее верхом.

Тем временем Елизавета готовилась перевести Марию в замок Татбери неподалеку от Дерби, еще на сто миль южнее. Ноллис указывал, что вся мебель и утварь в Болтоне взяты напрокат и их нельзя везти на юг. Он завершил письмо Сесилу следующей фразой: «Я молю вас о том, чтобы ни мне, ни моим сыновьям не приходилось больше выполнять эту службу». Сесил проигнорировал его мольбу.

Проигнорировал он и письмо Фрэнсиса Уолсингема, отосланное 20 ноября. Уолсингем информировал Сесила, что, если невозможно будет найти убедительных улик против Марии, один из его агентов готов их предоставить. Уолсингем был ревностным пуританином и членом елизаветинского Тайного совета. Он управлял самой эффективной шпионской сетью в Европе, используя шифры, агентов и пытки для того, чтобы защитить Елизавету. Его обожание королевы доходило до мании, причем сама Елизавета не доверяла порой слишком дорогостоящим результатам его рвения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары