Песню пел молодой парень в очках.
– Это Юлий Ким. Его отца репрессировали, – шепнула Таня, а потом вышла
и принесла два табурета. Они сели.
– Представлять больше не буду. Всё равно никого не знаешь, – Таня, наклонившись к Марине, сказала это почти шёпотом.
– Ты здесь всех знаешь? – спросила та в ответ.
– Да. Я – их, они – меня.
Потом стали читать стихи и другие гости. Тот, который с гитарой, похоже, выдохся. Никто никого не просил. Не было никакой очереди. Так просто, с места начинал, кто хотел. Собравшиеся были ненамного старше Марины и Тани, но выглядели солидней. Наверное, потому, что были какие-то замученные, озадаченные. Через некоторое время бурно принялись обсуждать, что написать в «Хрониках текущих событий». Это название часто произносилось, Марина его запомнила. Обсуждали горячо. Вспомнили Гинзбурга, Синявского. Одна девушка тут же принялась что-то писать, советоваться с присутствующими. В общей сложности Марина вместе с Таней просидели в комнате часа два.
– Тань, мне пора, – Марина сказала это тихо и свои слова подкрепила жестами, указывая на дверь.
Татьяна её поняла. Вышли они вместе, унося с собой и табуретки. Уже в коридоре Таня спросила.
– Поняла, кто такие диссиденты?
– Поняла. Свободоискатели. Вроде безобидные. Дома сидят.
– Безобидные?! Ты что? Их знаешь, как власть не любит. Они вот эти свои ведомости «Хроники текущих событий», да и многое другое в виде листовок, на предприятиях распространяют. В газеты и на Запад отправляют. Они хотят донести до людей, что коммунизм изжил себя. Надо строить мир по западному образцу.
– Как это?
– Свободы побольше, чтобы все были равны. Одним словом, чтобы не страшно было жить. И свобода слова, и если захотел уехать, то пожалуйста. Уезжай. Защиты у иностранцев ищут. Ты хоть что-нибудь о сталинских репрессиях знаешь?
– Слышала. …У меня …был знакомый, его отца по делу врачей привлекали.
– Те ещё легко отделались. Сталин умер, и дело закрыли. Отца моей матери расстреляли за якобы шпионаж. Отца того, в очках, тоже расстреляли.
– Да, я знаю. Практически нет семей кого не коснулось это горе. Спасибо тебе, Таня… А как они за границу передают свои письма? По почте?
– Нет. У них свои каналы.
– Пока, Танюш.
– До свидания.
После знакомства с диссидентами жизнь Марины как бы разделилась на две части. Дома с Марией Петровной она чувствовала себя комфортно. Исчезал изнуряющий страх, что кто-то узнает о её прошлом. Она тосковала по Лёне, но вопрос, почему им не позволили быть вместе, просто гнала от себя. По вечерам смотрели КВН, болели за команду Первого медицинского института. Изредка, но ходили в театр на Таганке. Марина записалась в библиотеку и постоянно в свободное время читала. Много разговаривали о ГЭС. По газетам следили за её строительством.
Вторая часть её жизни, связанная с подругой, была непонятной, и оттого пугающей. Таня чуть ли не каждый день рассказывала Марине о новых арестах диссидентов, о тяжёлом их положении в наших тюрьмах. О признании некоторых борцов за свободу невменяемыми, принудительное помещении их в психиатрическую больницу, и об ужасах, применяемых к ним там способов лечения. Таня ужасала её и вводила во всё большее замешательство. Марину постоянно тревожили мысли об этих людях.
Спросить у Тани она стеснялась, а сама ответов не находила.
А однажды Таня заговорщицки сообщила Марине, что завтра она поведёт её в одно место.
– Куда?
– Не могу сказать. Это очень важный секрет. Я точно пойду. Пойдёшь со мной?
– Хорошо, – Марине было неудобно отказать.
Назавтра, ближе к двенадцати дня, они приехали на Красную площадь. Стали медленно прогуливаться. Таня шёпотом говорила.
– Двадцать первого ночью войска СССР вторглись в Чехословакию.
– Зачем?
– Чтобы не дать победить свободе.
– Ты откуда узнала?
– Я вчера у них была. Ты понимаешь, о ком я. Голос Америки слушали. Оттуда и узнали.
Тут они заметили на самой площади человек семь, которые собрались кучкой, сели на брусчатку и развернули плакаты. Плакаты были самодельные. На них было написано «Со свободным чехословацким народом»
– Таня, смотри, там женщина с маленьким ребёнком.
– Вижу, не показывай пальцем.
– Какая смелая.
– Ребёнка всё-таки зря привела.
– Наверное, не с кем было оставить.