Марина

— Потише, — прошептала Марина.

Я внял ее просьбе и постарался успокоиться.

— Тогда нужно пойти в полицию и рассказать о том, что мы знаем, — заметила Марина.

— Ничего мы не знаем, — возразил я.

— Скорее всего, нам все же известно больше чем им. Неделю назад таинственная женщина дает тебе карточку с адресом Сентиса и эмблемой черной бабочки. Ты навещаешь Сетиса, который утверждает, что ему ничего об этом не известно, но рассказывает про Михаила Кольвеника и «Вело Гранелл», втянутых в странную историю сорокалетней давности. Почему-то он не упоминает, что принимал непосредственное участие в событиях, и что он и есть сын основателя фабрики, которому Кольвеник после несчастного случая изготовил искусственные руки… А спустя неделю тело Сентиса находят в канализационном туннеле…

— Без протезов… — добавил я, вспомнив, что Сентис не пожал мне руку в нашу первую встречу.

Когда я подумал о его негнущихся руках, меня пробрала дрожь.

— Когда мы вошли в эту оранжерею, мы задели какие-то нити… — сказал я, пытаясь упорядочить факты в голове, — и впутались. Дама в черном сама передала мне эту карточку.

— Оскар, мы не знаем наверняка, что карточка полагалась именно тебе, и зачем она это сделала, мы тоже не имеем представления. Мы даже не знаем, кто она…

— Зато она знает, кто мы и где находимся. А раз она знает это…

Марина вздохнула.

— Надо сейчас же позвонить в полицию и забыть эту историю как можно скорее, — сказала она. — Мне все это не нравится, к тому же не наше это дело.

— Еще как наше, с тех пор как мы пошли за дамой в черном.

Марина перевела взгляд на парк за окном. Двое детей пытались запустить в небо воздушного змея. Глядя на них, она спокойно сказала:

— И что ты предлагаешь?

Я прекрасно знал, что предложу.

Лучи заходящего солнца освещали церковь на Плаза-Саррья, когда мы с Мариной пошли по проспекту Бонанова в сторону оранжереи. Мы потрудились взять с собой фонарь и коробок спичек. Обогнув улицу Ирадиера, мы пошли по пустынным улицам вдоль железнодорожных путей.

Эхо поездов доходило до Вайвидреры, где растворялось среди деревьев. Вскоре мы увидели переулок, в котором в прошлый раз потеряли даму в черном и обнаружили оранжерею. Мощеная улочка была покрыта слоем сухих листьев. Мы вошли в заросший двор. Растительность, отбрасывавшая студенистые тени, колыхалась на слабом ветру, и меж облаков уже проглядывала луна. С наступлением темноты начинало казаться, что поверхность оранжереи покрывают не заросли плюща, а клубки змей. Мы обогнули здание и подошли к задней двери. При свете спички мы увидели под слоем мха эмблему Кольвеника и «Вело Гранелл». Я сглотнул и посмотрел на Марину. Ее лицо было мертвенно-бледным.

— Это была твоя идея… — сказала она.

Я включил фонарик, и в красноватых отсветах увидел порог оранжереи. Прежде чем войти, мы окинули помещение взглядом. При свете дня оно показалось мне несколько зловещим. Ночью же оно напоминало съемочную площадку фильма ужасов. Луч фонаря выхватил из тьмы плавные очертания посреди строительного мусора. Я шел следом за Мариной, освещая нам дорогу. Влажная почва хлюпала под ногами.

До нашего слуха донеслось леденящее душу пощелкивание сверху: то сталкивались друг с другом деревянные куклы. В центре оранжереи тени сгущались. Я не сразу вспомнил, поднят или опущен был механизм, к которому крепились марионетки, когда мы оттуда уходили. Я взглянул на Марину и понял, что она думает о том же.

— После нас тут кто-то побывал… — сказала она, указывая на скопление фигур, зависшее на средней высоте между крышей и полом.

Над нами покачивалось множество ног.

По спине пробежал холодок: кто-то возвращался, чтобы опустить кукол. Не теряя времени, я направился к письменному столу и передал фонарь Марине.

— Что мы ищем? — тихо спросила она.

Я увидел на столе альбом со старыми фотографиями, взял его и убрал в рюкзак.

— Оскар, этот альбом не наш, и я не знаю…

Я пропустил мимо ушей ее высказывание и нагнулся, чтобы изучить ящики стола. В первом лежали ржавые инструменты, ножи, иголки и старые двусторонние пилы. Второй был пустым. Маленькие черные пауки разбежались по трещинам в дереве ящика. Я закрыл его и попробовал третий ящик. Он был заперт.

— Что там? — с беспокойством прошептала Марина.

Я взял нож из первого ящика и попытался сломать замок. Марина, стоя у меня за спиной, держала фонарь и смотрела на тени, танцующие на стенах оранжереи.

— Долго еще?

— Успокойся. Еще минута.

Я уже чувствовал, что нож уперся в замок. Я повернул его и стал сверлить вращательными движениями. Подгнившее сухое дерево легко поддавалось. Раздался громкий треск. Марина присела рядом со мной и положила фонарь на землю.

— Что это за шум? — быстро спросила она.

— Это замок сломался…

Она положила свои руки поверх моих, чтобы я прекратил сверлить.

На несколько секунд повисла мертвая тишина. Я рукой чувствовал быстрое сердцебиение Марины.