Марина

Марина повела меня по улицам Саррьи неизвестным маршрутом и на все вопросы относительно цели нашей прогулки отвечала лишь загадочной улыбкой.

— Куда мы идем? — спросил я через несколько минут.

— Терпение. Скоро сам увидишь.

Я послушно шел за ней, хотя у меня зародилось подозрение, что надо мной решили подшутить, а я еще просто не понял, как именно. Мы спустились к бульвару Бонанова, а оттуда пошли по направлению к Сан-Герваси и пересекли улицу напротив черного пятна на стене, которое было входом в бар «Виктор». Группа пижонов в солнечных очках пила пиво, сидя с равнодушным видом на сиденьях своих мопедов. Когда мы проходили мимо, многие из них лениво сдвинули очки на середину носа, чтобы обсмотреть Марину с ног до головы. «Глаза сломаете», — подумал я.

Как только мы попали на улицу Доктора Ро, Марина повернула направо. Мы прошли несколько кварталов по узкой не асфальтированной дорожке, которая поворачивала возле высокого здания под номером 112. На губах Марины опять заиграла таинственная улыбка.

— Это здесь? — спросил я, заинтригованный.

Казалось, ничем не примечательная дорожка никуда не ведет. Марина же молча пошла по ней. Она довела меня до другой дорожки, поднимавшейся к окруженной кипарисами крытой галерее. Чуть дальше в голубоватой тени располагался красивый сад с множеством крестов, могильных плит и красных мавзолеев. Старинное кладбище Саррьи.

Кладбище Саррьи — один из самых таинственных уголков Барселоны. Если вы будете искать его на картах города, — не найдете. Если спросите местных жителей или таксистов, они точно не будут знать, хотя все о нем слышали. А если кто-то вдруг набредет на него случайно, скорее всего, не найдет дороги во второй раз. Те немногие, кто знает секрет, полагают, что на самом деле это старинное кладбище — всего лишь островок прошлого, который исчезает и появляется по собственному желанию.

Именно туда привела меня Марина в то сентябрьское воскресенье, чтобы открыть мне тайну, почти столь же интересную, как ее хранительница. По ее настоянию мы расположились в северной части огороженной территории, в укромном уголке на возвышенности. Оттуда нам открывался вид на безлюдное кладбище. Мы молча сидели, глядя на могилы и увядшие цветы. Марина ничего не говорила, и с течением времени я начал беспокоиться. Единственная тайна, которая меня тревожила, — это какого черта мы там забыли.

— Как-то тут безжизненно, — начал иронизировать я.

— Терпение — мать знания, — сказала Марина.

— … и безумия, — ответил я. — Нет здесь ничего.

Марина бросила на меня взгляд, значение которого я не понял.

— Ты ошибаешься. Здесь воспоминания сотен людей, их жизни, их чувства, их иллюзии, привязанности, мечты, которым не суждено было сбыться, интриги, ложь, безответная любовь, отравлявшая их жизни… Все это здесь, навеки погребенное.

Я наблюдал за ней с интересом и некоторым смущением, хотя и не очень понимал, о чем она. Что бы это ни было, для нее это имело особое значение.

— Ты не сможешь понять ничего в жизни, пока не поймешь смерть, — добавила она.

И опять я не вполне понял ее слова.

— По правде говоря, я об этом особо не думаю, — сказал я. — В смысле, о смерти. По крайней мере, всерьез.

Марина покачала головой как врач, обнаруживший симптомы неизлечимой болезни.

— Так значит, ты один из тех непросвещенных плебеев… — подытожила она, разжигая во мне интерес.

— Непросвещенных? Вот теперь я сбит с толку. Окончательно.

Марина опустила взгляд, и ее лицо приобрело серьезное выражение, делая ее старше. Она вводила меня в состояние, близкое к гипнозу.

— Судя по всему, ты не слышал легенду, — начала Марина.

— Какую легенду?

— Так я и думала, — изрекла она. — Так вот, рассказывают, что у смерти есть посланники, которые бродят по улицам в поисках невежд с пустыми головами, которые ни о чем не думают.

Дойдя до этого места, она впилась в меня взглядом.

— Когда один из этих несчастных сталкивается с посланником смерти, — продолжала Марина, — посланник заводит его в ловушку, о которой тот даже не подозревает. Это дверь в ад. Эти посланники закрывают лицо, чтобы не было видно, что у них нет глаз, — только две черные дыры с червями. Когда жертве уже не спастись, посланник открывает свое лицо, и невежда понимает весь ужас своей участи…

Ее слова эхом отдавались от могильных плит, и мой желудок болезненно сжался.

Только тогда Марина перестала скрывать свою злорадную улыбку. Улыбку кошки.

— Ты меня водишь за нос, — наконец сказал я.

— Само собой.

Пять или десять минут, может, больше, прошло в молчании. Целая вечность. Ветерок обвевал кипарисы. Между памятниками кружились два белых голубя. На мою штанину заполз муравей. Ничего не происходило. Я почувствовал, что нога немеет, да и мозг идет той же дорогой. Я хотел было заговорить, как вдруг Марина подняла руку, показывая мне, чтобы я пригнулся. Она указала на крытую галерею у входа на кладбище.