Марьина исповедь

В отдыхе Гирин практически не нуждался, ссылаясь на важность дел по службе. Лишь раз в год, когда Эмма уезжала в Карловы Вары, он брал три недели отпуска, две из которых лечил душу до полного очищения, потом неделю прислуга отпаивала его травами, и начинался новый рабочий год. Такой отдых назывался «по болезни души» и был учреждён ещё указом Александра Первого в 1807-м году. Правда, он касался купеческой гильдии, но Аполлинарий Матвеевич был убеждённым монархистом, чтил все законы и указы государевы, а этот особенно.

Вот вроде и всё, мой терпеливый Читатель, что я должен был тебе рассказать о моём подопечном, и теперь мы можем приступить к повествованию событий, виновницей которых стала шляпа.

Трактир «Кабачокъ»

Стоял жаркий летний день 1910-го года, а точнее, 8-е июля, пятница. Ровно в час дня Аполлинарий Матвеевич вышел из министерства и остановился на крыльце, солнечный свет слепил глаза. Неожиданно за локоть его тронул прокурор Воробьёв:

– Вы на обед? Поедемте на извозчике, нам же в одну сторону? Заодно и дело Грушевского обсудим.

– Не могу-с, – ответил Гирин, – в другой раз. Врачи прописали больше ходить. Пойду пешком.

– Ну, как знаете. Я загляну к Вам в третьем часу. Желаю здравствовать. – Воробьёв прыгнул в ждавшую у крыльца коляску и, отъезжая, вежливо поклонился.

Гирин проводил глазами фаэтон и, на первый взгляд, никуда не торопился, но на самом деле все мысли его были настроены на давно проложенный маршрут. В 15 минутах ходьбы отсюда, на одной из немноголюдных улочек, находился трактир с незатейливой вывеской «Кабачокъ». Это было полуподвальное помещение с низкими потолками арочного типа, квадратными окнами, выходившими на брусчатку, и большими деревянными столами. По вечерам здесь было шумно, отдыхал простой люд, в обед же зал был почти пуст. Аполлинарий Матвеевич посещал этот подвальчик в обеденное время строго по пятницам.

Не дойдя метров десяти до трактира, он немного замедлил шаг, чтоб внимательно осмотреться. Две дамы с зонтиками, о чём-то беседуя, двигались навстречу. Молодой офицер кого-то ждал на противоположной стороне улицы и заметно нервничал. Дворник, расставив широко ноги, дремал с открытыми глазами, опершись на метлу. Гирин, не привлекая лишнего внимания, быстро спустился по ступеням. На пороге его встретил худощавый половой с улыбкой до ушей, которую обычно рисуют на новогодних масках:

– Здравствуйте, Ваше сиятельство, – он ко всем, кто выглядел более или менее прилично, обращался «Ваше сиятельство». – Чего изволите?

– Как всегда, – буркнул Гирин, – неси. – Окинув взглядом зал, он прошёл в угол и занял последний стол. Положив на стол шляпу, сел лицом к стене.

Половой засуетился: приход желанного гостя сулил хорошие чаевые, и через пять минут гость уже закусывал ветчиной первую рюмку.

Без четверти два, когда Аполлинарий Матвеевич заканчивал трапезу и уже собирался уходить, к нему вдруг неожиданно подсел человек, явно нежеланный собеседник. Одет он был в старенький сюртук на размер меньше его тучной комплекции. Он даже не сел, он просто упал на скамью всем своим весом, не спросив разрешения.

– Вас как зовут? –выпалил незнакомец.

– Вы что себе позволяете? И какое вам, собственно, дело-с? – поднял тяжёлый взгляд Гирин. – Я же не спрашиваю вашего имени, сударь.

– Да моё имя вам всё рано ничего не скажет, а Вас же зовут? – он заискивающе прищурил глаза, в которых было столько надежды на ответ, как будто решался вопрос жизни и смерти.

– Аполлинарием Матвеевичем.

– Всё правильно, – ударил по колену незнакомец, – вас мне и нужно. Вас какой-то человек, Аполлинарий Матвеевич, просит подойти к телефону.

– Меня-с? – неожиданно вздрогнул Гирин, лицо его вытянулось и покрылось мелкими испаринами, глаза округлились, – не может быть.

– Вас, так и сказали, позовите, мол, Аполлинария Матвеевича, это господин в сером костюме, он у вас должен обедать. Так это вы Аполлинарий Матвеевич?

– Я, – с недоумением сказал Гирин и, немного помедлив, спросил, – а где телефон?

– По коридору и налево, возле раздевальни и туалета, – с прищуром ответил незнакомец.

По пути к телефону в голове у Аполлинария Матвеевича роились хаотичные мысли, он задавал себе массу вопросов, на которые не находил ответа: «Кто-то знает? Но откуда? Как объяснить? Может, уйти? А вдруг что-то важное? Нет, наверно, ошибка?» Подойдя к телефону, он со страхом посмотрел на лежащую рядом трубку, в висках звучал нескончаемый набат, рот пересох, руки вспотели.

Подняв трубку, дрожащим голосом Гирин произнёс: «Слушаю-с». В трубке молчали. Он подождал ещё пару секунд и повторил: «Я вас слушаю». В трубке по-прежнему молчали. Пару раз дунув в неё и ещё раз послушав, Аполлинарий Матвеевич медленно положил трубку на аппарат. Постояв некоторое время, он ещё раз взял её и набрал коммутатор; ответил приятный женский голос. «Девушка, – сказал Гирин, – мне на этот телефон только что звонили-с, не подскажете откуда». «Подождите минуточку, – сказал женский голос и через некоторое время сообщил: На этот телефон в течение последнего часа никаких звонков не поступало».