Марьина исповедь

Недоумение переросло в неописуемую радость. Возвращаясь к столу, он уже благодарил бога, что всё обошлось, ещё не задумываясь над тем, что здесь какой-то подвох и что этот розыгрыш неспроста. Незнакомца за столом уже не было, и это тоже обрадовало Гирина. Он вылил остатки водки в рюмку, выпил, потянулся за шляпой, чтобы встать и уйти, но тут обнаружил, что шляпы на столе нет.

Незнакомец

Ты уже понял, мой догадливый Читатель, что шляпа ушла вместе с незнакомцем, вернее, её увели, она же дама. Как только Аполлинарий Матвеевич удалился к телефону-аппарату, незнакомец без лишней суеты, прижав одной рукой шляпу к груди, со спокойным лицом подошёл к половому.

– Передайте, пожалуйста, моему господину, что я захватил его шляпу и буду ждать на улице.

Поднимаясь по ступеням, он надел свой новый трофей, ступил на улицу и зашагал быстрым шагом, но вот незадача: едва он прошел метров тридцать, как на голову ему упал горшок с геранью. Удар был до того неожиданный, что он, даже не успев вскрикнуть, упал на колени, а потом, немного задержав туловище, влепился лицом в тротуар. Стали сбегаться прохожие. Дворник, сколько есть сил, свистел в свисток, раздувая щёки. Улица ожила, почти одновременно подъехали два извозчика. Не заставил себя ждать и городовой, он чинно шагал навстречу своим обязанностям, засунув большой палец правой руки под ремень, и выражал само спокойствие. Это был высокий детина с форменными усами и бляхой на груди. Дворник подбежал к нему и что-то невпопад докладывал.

– Обычное дело, – ответил городовой, подходя к незнакомцу. Наклонившись, послушал пульс на руке, потом на шее, снял фуражку и произнес: «Отошёл, горемыка», – глубоко вздохнув, перекрестился.

– Это, несомненно, убийство, – категорично заявил худощавый старичок в очках, отчётливо выговаривая каждый слог в слове «несомненно», – вы посмотрите, ему на голову кинули вот эту железную шайбу.

Рядом с незнакомцем лежали осколки разбитого горшка с остатками цветка, шляпа и чугунная шайба. Городовой посмотрел наверх: на четвёртом этаже не хватало пятого крайнего горшка с геранью, окно было закрыто и зашторено.

– Да нет же, – рассуждал городовой, – цветок ветром сдуло, а грузы такие у жестянщика можно купить на рынке, дабы вес у горшка потяжелее был, чтоб этим же самым ветром и не сдуло. На краю стоял, вот и упал. Да и шайба вся в земле. Обычное дело.

– Но как же, господин полицейский, – не унимался старик, – ветра-то нет.

– А вот сейчас дуну разок, чтоб тебя сдуло, и будет ветер, – осерчал городовой, – кто-нибудь видел, что вот энтому господину горшок на голову кинули? – Все отрицательно покачали головой. Он посмотрел на дворника, тот тоже развёл руками. – Я же говорю, обычное дело. Может, кто-нибудь его знает? – ответа не последовало, и городовой начал обыскивать незнакомца. Кроме часов на цепочке да 30 копеек, ничего не было. – Не густо, ни одного документа.

И так как нам, мой разочарованный Читатель, не удалось познакомиться с этим человеком в трактире, тут уж ничего не поделать, имя его навсегда останется тайной. Видимо, на роду ему так написано: уйти из нашего рассказа незнакомцем.

– А шляпа? – осторожно выкрикнул старик.

– Что шляпа? – злобно зыркнул на него городовой.

– На шляпе может быть имя написано, посмотрите внутри, – настаивал старик.

Городовой поднял шляпу, внимательно осмотрел её и обнаружил под внутренним бантом визитную карточку.

Аполлинарий Матвеевич Гирин

Надворный советник

Старший контролёр судебных производств по городу Санкт-Петербургу

переулок Банный дом 6

– Вот тебе, бабка, и Юрьев день, – выпрямился городовой – человек-то знатный, а с виду не скажешь.

Извозчики, всё это время о чем-то жарко спорящие, ударили по рукам, и один из них удалился. Всё дело в том, что здесь пассажир особый. Если везти в больницу, да без сознания, то тройная плата полагается, ну а если преставился, то уже в похоронное бюро, а там ещё и поторговаться можно, сказать, мол, что другим отвезу, так вшестеро, а то и всемеро больше выложат. Городовой подозвал извозчика.

– Вот что, любезный, – сказал он, вытирая пот со лба, – отвезешь его высокоблагородие на Галерную 17, к братьям Лакрицким в похоронное бюро. Да скажешь, что от меня, Прохоров я, – внушительно произнёс городовой, – они укажут, где сгрузить. А я к полицмейстеру на доклад.

Ну что тут добавить. Кому-то жить, а кому-то умирать, и тот, кому достается первое, всеми силами старается эту свою жизнь сделать поярче, поинтереснее, как говорится, чтоб было и на хлеб, и на леденцы. В те времена это ещё называлось «Услуга за услугу». Не суди их строго, мой нравственный Читатель: и извозчик, который выторговал поездку у своего коллеги, и городовой Прохоров, который направил извозчика в нужное ему ритуальное бюро, конечно же, не бескорыстны, но они обычные люди своего времени.