Читаем Марина из Алого Рога полностью

— Что общаго? крикнулъ на него князь. — А то именно, что она тебѣ не дочь, а внучка выходитъ!… Дѣти объявили насъ трутнями и болванами, которые инаго дѣлать не умѣли какъ in's Blaue къ звѣздамъ парить, и похѣрили они заодно и звѣзды, и насъ… А внукамъ въ отцовскомъ болотѣ нестерпимо темно стало… Звѣздъ опять проситъ молодая жизнь, — довольно ей блудящихъ огней… свѣтилъ проситъ, de vraie astres au ciel!… И ты ее не понялъ… не понялъ! завизжалъ онъ, схватываясь за волосы:- куда же ей, къ кому, гдѣ свѣтъ, гдѣ тепло? Развѣ не видишь ты qu'elle a l'étincelle divine! А кругомъ ея что, что?… Nous les savons par coeur les продукты современнаго огорода, le передовой акцизный чиновникъ, et le либералъ-офицеръ генеральнаго штаба!… Развѣ того душа ея проситъ? Вѣдь она же не меня, тебя она избрала, — чуть не рыданіе послышалось въ горлѣ бѣднаго Пужбольскаго, — умѣла же она понять!… А онъ не можетъ, не хочетъ!…

И Пужбольскій, внѣ себя, цѣпляясь дорогой за стулья и столы, побѣжалъ въ свою комнату, расположенную въ противоположномъ концѣ дома.

Черезъ четверть часа пришелъ въ нему Завалевскій… Бесѣда друзей на этотъ разъ продолжалась далеко за полночь… Имъ въ голову не могло прійти, что въ это самое время происходило во флигелѣ, занимаемомъ господиномъ Самойленко…

XX

Какъ туча грозный вернулся изъ сада Іосифъ Козьмичъ… Къ немалому своему удивленію, онъ засталъ у себя въ столовой, чрезъ которую проходилъ онъ въ кабинетъ, Вермана, котораго ожидалъ никакъ не ранѣе завтрашняго дня. "Монополистъ" сидѣлъ за обѣденнымъ столомъ и жадно доѣдалъ какую-то поданную ему половину холодной индѣйки…

— Извините, что безъ васъ распорядился, многоуважаемый, объяснилъ онъ хозяину, — чуть съ голоду не умеръ просто…

— Не застали генерала? коротко спросилъ тотъ.

— Утромъ въ городъ уѣхалъ, какъ нарочно, — и со всѣмъ семействомъ… Хлѣба куска тамъ достать не могъ, повѣрите!… Вернулся въ вамъ и…

— Неудачный для васъ день! отрѣзалъ господинъ Самойленко.

— А что? поднялъ на него глаза Верманъ, встревоженный его тономъ.

— Что! — Пошелъ вонъ! обернулся главноуправляющій въ прислуживавшему гостю слугѣ. — Мимо проѣхало, — вотъ что! объяснилъ онъ Верману, едва остались они вдвоемъ.

"Монополистъ" только глазами заморгалъ, — онъ не совсѣмъ сообразилъ еще.

— Не продаетъ, — понялъ ты? крикнулъ ему Іосифъ Козьмичъ.

— Какъ не продаетъ? даже поблѣднѣлъ слегка Верманъ.

— А вотъ такъ, что ему большія деньги не нужны теперь…

— Да вѣдь онъ самъ же, говорили вы, въ шею гналъ васъ, чтобы деньги ему скорѣе?…

— Ну, а теперь не нужно!… Въ маломъ, говоритъ, масштабѣ думаю… Да вретъ онъ, — не то совсѣмъ, вретъ! захлебывался г. Самойленко, расхаживая по комнатѣ, какъ въ клѣткѣ разъяренный левъ.

Сомнѣвается — полагаете? смекнулъ "монополистъ"- и выронилъ вилку изъ рукъ.

Іосифъ Козьмичъ внезапнымъ оборотомъ сталъ стоймя предъ нимъ, весь багровый.

— Змѣю за пазухой выростилъ я, пропустилъ онъ сквозь спиравшееся отъ гнѣва горло, — оттуда идетъ, понимаешь?…

Верманъ не на шутку перепугался.

— Выпейте, выпейте, многоуважаемый! захлопоталъ онъ, наскоро наливая полный стаканъ воды и подавая ее пріятелю…

Тотъ выпилъ ее залпомъ и — судорожнымъ движеніемъ рванулъ съ себя галстукъ.

— Змѣю выростилъ! повторилъ онъ глухо.

— Никогда того быть не можетъ, не повѣрю, великодушно вступился "монополистъ", — чтобы такая благородная и образованная дѣвица какъ…

— А сегодня утромъ, перебилъ его господинъ Самойленко, — не слышалъ ты самъ, какъ она… Кто тамъ? крикнулъ онъ вдругъ на скрипъ осторожно отворявшейся изъ передней двери.

— Я… Осипъ, отвѣчалъ надтреснувшій голосъ — и въ дверь бочкомъ, сгорбясь, пролѣзла жабообразная фигура хромаго кузнеца:- приходить, сказывалъ Лаврентій, приказывали…

— Приходить! такъ и накинулся на него главноуправляющій, — драть тебя, такъ и то мало!…

— Что-жь драть-то! пробормоталъ кузнецъ, перебирая между пальцами свою неизбѣжную мѣховую шапку, — напрасно, за что драть-то!…

— Напрасно! подбѣжалъ къ нему съ поднятыми кулаками "потомокъ гетмановъ": — а колеса въ тарантасѣ моемъ ты смотрѣлъ?…

— Смотрѣлъ…

— Смотрѣлъ, подлецъ, а что хлябаютъ кругомъ шины, не видалъ?

— Новыя, извѣстно, — ссохлись, объяснялъ Осипъ, конфузливо опуская мѣшки своихъ вѣкъ на глаза.

Іосифъ Козьмичъ такъ и затопалъ на мѣстѣ.

— Такъ на это, распротоканалья ты эдакая, держу я тебя кузнецомъ, чтобы ты, ерепей мерзопакостный…

Голосъ Вермана прервалъ ругательства его на половинѣ.

— Гдѣ у васъ сигары, многоуважаемый? говорилъ онъ, — мои всѣ вышли…

— А вотъ сейчасъ… Погоди меня здѣсь, я съ тобой не кончилъ! крикнулъ кузнецу господинъ Самойленко и направился вслѣдъ за Верманомъ въ кабинетъ.

Дверь за ними затворилась; "хромой бѣсъ" остался одинъ…

Быстро наступалъ вечеръ. Кузнецъ все ждалъ… но дверь кабинета все такъ же оставалась затворенною… никто не звалъ его. Отмороженная нога его затекла, — онъ осторожно опустился на кончикъ ближайшаго въ передней стула, прикорнулъ головой въ притолкѣ и — тутъ же задремалъ…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза