Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925

После записи стихотворения, посвященного Софье Романовне Суржаниновой, которая похоронила любимого мужа, Вавочка: «Когда люди через скорбь продвигаются к новому небу и новой земле, необходимо совершенно изменить и внешнюю жизнь — жизнь должна стать уже в другой плоскости — служением. Я знаю только двух людей, которые удержались на этой высоте, не сорвались. Епископ Дмитрий (Киевский[554]) и Людмила Владимировна. Обычно люди срываются. Я сорвалась к Эсфири, Скрябина сорвалась к Эсфири. Михаил Владимирович ушел в поле и шатер. Вот и Софья Романовна года через три может выйти замуж и быть счастливой. Это неплохо, но так странно, что такая скорбь проходит, что кончается и иссякает то иное ведение, иное бытие. Епископ Дмитрий очень любил свою жену. Ему было 26 лет, когда она умерла. И на всю жизнь он остался монахом и стал таким — необычайно и высоко высветленным».

Михаил Владимирович Шик о Флоренском: «Флоренский — комета, пересекающая орбиты планет, комета, которую можно втягивать в свою орбиту. Он с необычайной легкостью забывает многолетние связи с людьми (исключая одну). О Вячеславе Иванове, об Андрее Белом, о Василии Розанове он говорит как о совершенно посторонних, чужих людях. Ему не нужны спутники. Он — комета. Самые, казалось бы, неизбежные окружения его со стороны людей кончались быстро; он будто рванется — и вырвется из круга чужих орбит».

«О. Павел, висит над пропастью. Одной рукой держится за Церковь, другой — за пояс Анны Михайловны».

Василий Розанов: «Опавшие листья. Короб второй»[555].

«Христианство и не за пол, и не против пола, а перенесло человека совершенно в другую плоскость» (Флоренский). «Хозяин не против ремонта и не за ремонт, а занимается библиографией. Мне, кажется, дом-то развалится. И хоть библиография не противоречит домоводству, однако его съедает… Как же можно сказать: "Я никому не запрещаю, а только ухожу в Публичную библиотеку "заниматься рукописями"».

…«Ничего не сказал о браке, о семье, о поле… Флоренский мог бы и смел бы сказать, но он более и более уходил в сухую высокомерную, жестокую церковность. Засыхают цветочки Франциска Ассизского».

6 июня. Москва

Надо бы записать, не успеваю. Я в очень быстром темпе, занята очень.

1) Александр Викторович Коваленский; О Ропсе, Бен Джонсе, Андрогине, снах, розенкрейцерах, об Элевсинской мистерии[556].

Шурочка, как какой-то крылатый цветок. И как она по-человечески добра и прекрасна.

2) Мария Александровна Олив[557] …Палестина, Пустыня, Бедуины. Бегство от бедуинов — дочь сидела на верблюде, а она бежала, держась за хвост верблюда. Богослужение на Генисаретском озере. Среди туристов оказался православный священник с эпитрахилью в сумке. Он скромно начал богослужение, и все, кто был там, стали молиться и участвовать в богослужении. Путешествия. Встреча с Андреем Белым и его «воздушной женой». Чернигов («идеи ходят посреди зеленой улицы, я так и ахнула: никуда отсюда не уеду!») Сергиев Посад.

3) Трубецкие — пастушки Марии Федоровной Мансуровой. Старинная мебель, портреты. Картины Комаровского[558]. Как у них тихо и хорошо. Я была в одной их комнате, а в ней дух всего их особняка.

4) Люда Дембовская и ее муж. Муж не то шутливо, не то всерьез: «Ячейка личного счастья для строительства государства», или что-то еще более крепкое в этом духе. «Все остальное — прогрессивный паралич». Но на столе почему-то томик Блока. Все это атмосфера мужа Люды. Очень обыкновенное трафаретно-красивое лицо, какое-то отношение и к Кино, и к Партии. Но стало скучно. Хорошо, что у Люды осталось ее прелестное лицо, глаза еще лучше, и ее собственный голос.

5) Женя Бирукова.

6) Таня Епифанова, Майя Кудашева, Николай Васильевич Досекин.

7) Саша Добров, Даниил Андреев, Филипп Александрович, Лиля Шик.

8) Деловые встречи, учреждения, пайки, деньги, мешки, веревки, трамваи.

9) Троица. Духов день. Церковь. Березки. Темное платье с белой косынкой.

10) Архив Бори. Союз учащихся. Секция Изобразительных Искусств в Воронеже. Фронт.

16 июня. Сергиев Посад — Воронеж

О. Бессарабова — 3. Денисьевской

Милая моя Зиночка, родная моя, так давно… Житье-бытье, отсутствие марок, неотправленные письма, частые поездки в Москву по делам Вавочки, экзамены и зачеты в Институте.

Сейчас крепко, близко, радостно с тобою.

Большая радость — работать в поле и на огороде. Даже усталость приятна и легка. Небо, земля, холмы, леса, солнце, жаворонки, дожди, — а-ах, хорошо!

Вечерами с Вавочкой с далекого кургана в поле смотрим, как заходит солнце, как горит и угасает опаловый, сапфирный купол. Кругом — бескрайняя даль, холмы, леса, скиты, поля, луга.

Однажды на кургане была комическая встреча с Александром Ивановичем Огневым, очень светским человеком в белом, в шляпе — о нем надо бы рассказать побольше — потом, после как-нибудь. Нам не хотелось встретиться с ним, но болота принудили и нас, и его учтиво встретиться и раскланяться, хотя и он, и мы пытались уклониться… и все трое знали это и ничего не могли поделать…