И весь день сегодня и вечер, и ночь под знаком снопа белых ромашек. С утра до 2 часов дня с Зиной Рафф на прудах Вифании, в лесу. Искупались в Черниговском пруду. Бегали по зеленым холмам и по тропинкам в долине. Земля дышит. Травы, роса, вода, солнце. Не сорвано ни одного цветка — такой день чудесный!
На огороде до вечера работала с милой Анной Дмитриевной Шаховской. Не удержалась и опять принесла домой еще сноп ромашек. Высокие, крупные, великолепные.
Ночь вся прошла в комнате Шурочки и Александра Викторовича. Он рассказывал мне о возникновении мира по учению оккультистов.
«Знаешь ли ты, как в ясные дни за чертой привычного видимого горизонта, вдруг возникают новые полосы леса, поля, даль? Так и здесь новая, а может быть, уже и знакомая, но как бы забытая и вспоминаемая даль, глубь, ширь и высота». Это то, о чем говорит Александр Викторович.
Было уже утро, когда мы расстались. Я зашла в комнату Саши. Он тоже еще не спал. Я так была занята в этот приезд в Москву, что Сашу увидела только теперь. Последнее время мы подружились. То есть, он рассказывает мне о себе.
С утренним поездом уехала из Москвы с Лилей Шик. Она поехала к нам попрощаться с Вавочкой перед отъездом за границу. Оказалось, что утренний поезд не едет дальше Пушкино. В Пушкино в лесу на траве побыли два часа — до следующего Сергиевского поезда. Лиля говорила разные стихи. Увлечена «кованым стихом» «смальгольского барона» Жуковского. На платформе показала мне поэта Владимира Маяковского. Очень умыт, одет и держится, как игрок в теннис. Окружен молодежью, дамами. Высок, строен, крепкая шея, коротко острижен. Взрывы хохота вокруг него, а он не смеется.
Лиля <Шик. —
Милый старый друг мой и сестра Нила, большое спасибо тебе за весть уже почти нежданную — так давно не было вестей, что я перестала ждать их и собиралась уже стороною, через Людмилу, разузнавать, кто, и как, и чем из Вас жив. Радостно было прочесть с чувством благодарности Богу, что все твои чада и мои юные друзья живы и, так или иначе, держатся на поверхности моря житейского. Лелюшка, Нина, Алла, «мой друг Юрий»[563]
— как хотелось бы еще повидать их, порадоваться их цветению, поцеловать милые головы. Храни их Бог и ангелы-хранители и впредь, как было доныне во всем трудном.Не думай, мать Леонилла, что об ангелах я так себе, по старческому благочестию. Они есть, как и многое другое, друг Горацио, о чем не снилось, воспитывавшим нас в нашу юность «мудрецам»…
…Ах, Нилочек, милый, никогда я не понимала так ясно, как теперь, напоследок дней, что нет спасения в ветхом образе, что нужно стать «новым» человеком. Об этом мы тосковали в юности. На это понадеялись во времена горделивого «самосовершенствования» «в духе современных радикалов», об этом несколько раз забывали в течение всей жизни и с этим же встретились в 12-й час жития земного. Если ты будешь читать внимательно Достоевского, ты увидишь в каждой вещи его огненное томление о том, что надо переродиться, переплавиться, преобразиться.
Перед окнами моими вот какая идиллия — козы белые, черные, рогатые, комолые в сережках и без них идут на близлежащие зеленые холмы. В окно тянет сеном свежим. А разбросано оно тут же на зеленой улице. Да, жаль, родная, что Вы сейчас на Деловой. Я повела бы Вас во все окрестные скиты лесные, Костю посадила бы у Вифанского пруда с удочкой, а если кто хром на ногу, как часто я бываю, в пяти минутах рожь и овес, а на опушках их миллионы маргариток и васильков.
Ждем Анну Васильевну. Она только что похоронила Евгению Петровну Ильинскую[564]
. Остается жить в ее квартире и опекать Игоря[565]. Игорь (ему 20) — восходящее светило комизма, первый комический актер, по словам Мейерхольда и Комиссаржевского.Старица моя, слепая Варвара, жива. Мы все не умеем с ней сгармонизироваться, как и 40 лет тому назад. Но лучше, чем в прошлом году.
Лиля с матерью уезжают на днях в Варшаву, а оттуда, верно, и в Берлин. Я дам Лиле Аллочкин адрес.
Летом у нас нередко московские гости. Завтра ожидаем Анну, может быть, Игоря и еще двух приятельниц.
Оля работает в огороде и в полях посильно. А Михаил Владимирович там же, свыше человеческих сил. Наталья Дмитриевна через месяц ждет сына, а все говорят, что этот сын будет дочь.
Скрябины, успокоив бедненькую, замученную 9 месяцами ужасных болезней Татьяну Федоровну на Новодевичьем кладбище — уехали в Брюссель к ее теткам.
Выход «Монастырского» отложен до осени.