Понемножку съезжаются дачники, иные уже купаются, — глядеть холодно. Кабинка сто́ит 300 фр<анков>, обойдемся без. Сюда собираются Бальмонты. Русских здесь, оказывается, бывает много.
О людях:
13-го М.С. Б<улгако>ва выходит замуж.
26-го у Кати Р<ейтлин>гер родилась дочь.
Нужно бы третью новость — нету!
У Мура загон. Только вчера прибыл. Поправился. Стоит не держась и явно ожидает похвалы. Ходит, но не твердо, — шагов двадцать (очень спешных!) и садится. Многое понимает, но говорит мало, — занят ходьбой. Я не спешу, и он не спешит.
Аля завалена кин<ематографи>ческими журналами, другое читает менее охотно. Жизнь лучше, чем во Вшенорах, если не легче, то как-то краше. Если бы не погода!!!
Оканчиваю две небольших поэмы [927]
, времени писать мало, день летит. Читаю по ночам Гёте, моего вечного спутника.Сейчас иду к С<ереже>, он будет читать вслух, а мы с Алей шить. — Где Вы? Пишу в пространство, т.е. на Rue Rouvet. Что Пиренеи? [928]
Каковы планы и сроки?Целую нежно.
Впервые —
70-26. Б.Л. Пастернаку
Борис, я боюсь твоего следующего письма. Мне нужно с Вами поговорить — я этого боюсь пуще <
Знаю, о чем еще, кроме вины: о вине будущей. Оставь это. Рассчитывай только на непредвиден<ность>, никаких замыслов и путей к осуществлению тебя в моей жизни, себя в твоей у меня нет. Год бы думала — не придумала. Не предрешай. Я не хочу тебя бояться. Судьба не предупреждает. Не предупреждай и ты.
<
Если ты решил все миром и ладом — тоска. Если ты решил — огнем и мечом — тоска.
Не иди ко мне
Ненавижу жизнь <
Я боюсь тебе писать — а много нужно скатать — и о Рильке, и еще. Вот его новый адрес: <
«Боюсь свободы, боюсь влюбиться». Это мне напомнило один долгий, до-весенний, совместный островитянский день на траве, на груди. И, на обратном пути, спутник, задумчиво. — «Как мне бы хотелось — вокруг света! Но конечно не одному. Как бы мне хотелось — влюбиться!» — И я, матерински: «Влюбитесь! Сбудется!» Борис, только что — ближе нельзя, глубже нельзя, рот и сердце, полные мной и — «влюбиться!».
Вы не похожи с тем человеком, но сказали мне одинаков<о>, т.е. ясно и явно:
От этого твоего возгласа мне стало… старше и спокойнее. И еще — глаза раскрылись! У тебя была волна ко мне, меня,
Картина простая: дом, родство, вечная ценность — я (где-то — когда-то), милая сердцу прохлада — и: новый рот <
Одному рада: тяж<есть> заминк<и> с Рильке этой твоей «влюбленностью» снята. Совсем.
Мне не больно. Мне
Мне очень жаль тебя за твою трудную жизнь. Это у нас с тобой [всегда] останется: союзничество сочувствия <
Вот тебе письмо Мирского [931]
, в котором, надеюсь, растворится мое. (Не я в Мирском — [то, о чем я] — в том, о чем он.)<
Дошли ли письма Рильке? Остальные дошлю, когда у тебя будет время.
Впервые —
71-26. P.M. Рильке
Слушай, Райнер, ты должен знать это с самого начала. Я — плохая. Борис — хороший. И потому что плохая, я молчала — лишь несколько фраз про твое российство, мое германство и т.д. И вдруг жалоба: «Почему ты меня отстраняешь? Ведь я люблю его не меньше твоего» [932]
.