Марина Цветаева. Письма 1924-1927

Пустилась как в плаванье в большую поэму [1007]. Неожиданность островов и подводных течений. Есть и рифы. Но есть и маяки. (Все это не метафора, а точная передача.) Кроме поэмы — жизнь дня, с главным событием — купаньем, почти насильственным, потому что от разыгрывающегося воображения сразу задыхаюсь. О будущем ничего не знаю, три возможности: либо чехи ничего больше не дадут — никогда, тогда в Чехию не поеду, и куда поеду — не знаю, либо чехи велят сразу возвращаться — тогда сразу поеду, либо согласятся содержать заочно до Октября — поеду в Октябре. О заочном бессрочном мечтать нечего. Как надоели деньги! Кто у меня из предков та́к разорялся, чтобы мне та́к считать?!

Версты вышли, по-моему — чудесная книга [1008]. У нас очень жарко, все жалуются, а я радуюсь. Целую Вас. Вам уже не три недели, а две.

Ц.

<Приписки на полях:>

Читайте стихи.

— Все же промчится скорей песней обманутый день…
(Овидий) [1009]

.

С<ергей> Я<ковлевич> успокоился: получил повестку из префект<уры>; по ней пошли, и пока все благополучно [1010].

Впервые — ВРХД. 1983. № 138. С. 167–168 (публ. Г.П. Струве). СС-7. С. 99–100. Печ. по СС-7.

85-26. В.Б. Сосинскому

St. Gilles. 18-го июля 1926 г.[1011]

Дорогой Володя, спасибо за передачу письма Шингареву [1012]. Нынче отослала Вам 50 фр<анков> на табак, сколько бы ни стоила коробка — все дешевле папирос.

Сердечный привет. Очень огорчена Вашими гржебинскими делами.

МЦ.

Печ. впервые по оригиналу, хранящемуся в частном собрании.

86-26. Б.Л. Пастернаку

<Около 20 июля 1926 г.> [1013]

Отрывок из письма к Борису (на песке st. gill'ского plage à l'infini ^{211} — карандашом.)

Этот уезд из Чехии, эти экскурсии (воображаемые, его, — 1939 г.) в Париж и в Лондон — точно нарочно, чтобы ты тогда мог полюбить меня, теперь я еду в Чехию, а ты больше всего на свете любишь свою жену, и всё в порядке вещей.

Б<орис>, одна здесь, другая там — можно, обе там, два там — невозможно и не бывает.

Я ни с кем не делю <пропуск одного слова>, это моя страна и моя роль, поэтому не думай обо мне вовсе.

Двум поездам вслед не глядят. (В два глаза — одному.)

Тоскуй, люби, угрызайся, живи с ней на расстоянии, как какой-то час жил со мной, но не втягивай меня.

Человеческого сердца хватает только на одно отсутствие, оттого оно (отсутствие) так полно.

…Не бойся, что я чем-н<и>б<удь> преуменьшаю твою любовь к жене, но «я люблю ее больше всего на свете» — зачем ты мне это твердишь, это ей надо знать, не мне.

(NB! Твердил — себе. Потом с ней разошелся.)

Я привыкла к жизни — в мире совершенном: в душе. Оттого мне здесь не хочется, не можется, не сто́ится.

Впервые — Души начинают видеть. С. 259–260. Печ. по тексту первой публикации

87-26. A.A. Тесковой

St. Gilles<-sur-Vie>, 20-го июля 1926 г.

Дорогая Анна Антоновна,

Потеряла Вашу открытку с адресом, всё надеялась найти при тщательной уборке, она не осуществилась, пишу по старому в надежде, что дошлют.

К 15-му сентября возвращаюсь в Прагу [1014], на оставшиеся здесь два месяца буду получать половинную стипендию, т.е. по 500 кр<он> вместо 1000 кр<он>. Бо́льшего в мою пользу ни Булгаков, ни Завадский [1015], ни другие хлопотавшие добиться не могли. Надеюсь, что прежнюю стипендию возобновят при моем приезде, на 500 крон я с детьми никак не проживу. Выясню это к 15-му августа.