Марина Цветаева. Письма. 1928-1932

Всё поэту во благо, даже однообразие (монастырь), всё кроме перегруженности бытом, забивающим голову и душу. Быт мне мозги отшиб! Живу жизнью любой медонской или вшенорской хозяйки, никакого различия, должна всё что должна она и ничего не смею чего не смеет она — и многого не имею, что имеет она — и многого не умею. В тех же обстоятельствах (а есть ли вообще те же обстоятельства??) другая (т. е. не я, — и уже все другое) была бы счастлива, т. е. — и обстоятельства были бы другие. Если утром ничего не надо (и главное не хочется) делать, кроме как убирать и готовить — можно быть, убирая и готовя, счастливой — как за всяким делом. Но несделанное свое (брошенные стихи, неотвеченное письмо) меня грызут и отравляют всё. — Иногда не пишу неделями (NB! хочется — всегда), просто не сажусь.

Реально: месяц этого лета налаживала поездку С<ергея> Я<ковлевича> в горы, две недели шила Муру 2 пары штанов, другие две налаживала Алин отъезд в Бретань (к Лебедевым, помните?) — Потом ремонт квартиры: переделка кухни в ванную и ванной в кухню, — фантазия хозяйки, за которую нам надбавила по 100 фр<анков> в месяц — ремонт, т. е. чужие люди в квартире и по окончании работ груды известки, которую потом неделю выгребала. Наконец возвращение С<ергея> Я<ковлевича> и мысли (не только мысли, а письма, хождения: время!) — о его устройстве, попытка пока беспоследственная, ибо кризис и большинство кинематогр<афических> предприятий стоит.

Через месяц, т. е. 1-го октября, очередной терм: 1300 фр<анков> и неуплоченных налогов на 600 фр<анков>. Французский мой Мо́лодец (Gars, работа 8-ми мес<яцев>) не понадобился никому. Проза в три листа «История одного посвящения» тоже лежит, ибо очередной № «Воли России» пока не выходит. (Очевидно, и у них «кризис».) И «Gars» и «История одного посвящения» должны были мне дать вместе 2750 фр<анков>, — т. е. и терм и налоги, и еще бы осталось на жизнь. Д<митрий> П<етрович>С<вятополк>-Мирский, все эти годы помогавший на квартиру, платежи прекратил. Другая знакомая, собиравшая в Лондоне 500 фр<анков> ежемесячно, известила, что помогавшие больше не могут, но что она, пока, будет давать 300 фр<анков> [1473].

Словом, если надеяться на чехов, в месяц у нас 300 + 375 = 675 фр<анков> на четверых, когда одна квартира стоит 500 фр<анков>, не считая отопления (100 фр<анков>). Сейчас жили на остатки с вечера. И С<ережа> и Аля были приглашены, т. е. сто́ила только дорога.

Вот мои внешние дела, ибо — клянусь Богом — моей души они не касаются. А о внутренних — в начале письма: нет времени на свою душу, где-то есть и просыпается при малейшей перемене — хотя бы погоды! — но лучше бы уже совсем не просыпалась: одна растрава.

Стихи все-таки писала: ряд стихов к Пушкину, теперь — Оду пешему ходу. Но — такая редкая роскошь (в России, даже Советской, я из стихов не выходила) — тропинка зарастает от раза к разу.

Не смогла дописать, спешно кончаю, обнимаю.

                             МЦ.

P.S. Если получите печатный (на машинке) листок — не удивляйтесь: Вам такие вещи не нужны, но другим они импонируют.

Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 92–93 (с купюрами). СС-6. С. 395–396. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 150–152 (с небольшими уточнением по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2009. С. 192–193).

50-31. С.Н. Андрониковой-Гальперн

Медон. 7-го сен<тября> 1931 г.

               Дорогая Саломея!

Сердечное (и как всегда — запоздалое) спасибо [1474].

А Вы знаете что́ написано на могиле Рильке?

               Rose! о reinster Widerspruch! Lust
               Niemandes Schlaf zu sein unter so viel Lidern! [1475]
Rose! о pure contradiction! Joie
                                    Volupté
De n'être le sommeil de personne sous tant de paupières! [1476]

Правда похоже на персидское: и роза, и краткость, и смысл.

Пишу хорошие стихи, свидимся почитаю.

Из интересных встреч — приезжий художник из России, мой тамошний четырехвстречный друг (о́н считал, я — нет), кстати товарищ по школе живописи Маяковского и Пастернака, много рассказывал [1477].

Мои внешние дела ужасны: 1-го терм — 1200 фр<анков>, и у меня ничего, ибо с Мо́лодцем (франц<узским>) в Commerc'e сорвалось, а очередной № Воли России с моей прозой о Мандельштаме (3 листа — 750 фр<анков> просто не выходит, и возможно что не выйдет вовсе [1478]. С<ергей> Я<ковлевич> тщетно ищет места. — Не в Россию же мне ехать?! где меня раз (на радостях!) и — два! — упекут. Я там не уцелею, ибо негодование — моя страсть (а есть на что!)

Саломея милая, у Вас нет последнего № N R F с исповедью Мирского? [1479] Если да — пришлите, мне он необходим хотя бы на час.