Марина Цветаева. Письма. 1928-1932

Сегодня пришел «Feuille de recherches» [1459], я уже ответила: письма почтальон оставляет консьержке, а та их потом раздает. Почтовый ящик отсутствует. Когда дома никого нет, почту подсовывают под дверь. Как раз недавно у нас появилась новая консьержка, а до нее долгое время не было никого, и propriétaire [1460] (мой бедный немецкий! Пишу только Вам) сама раздавала письма. Иногда этим занималась «femme de menage» [1461] и т. д., словом — беспорядок, я все собиралась попросить почтальона, чтобы он сам отдавал письма в дверях, но постоянно что-то мешало — так всегда и бывает — пока что-нибудь не стрясется.

Милая госпожа Нанни, сейчас глубокая ночь, я поднимаю голову и вижу все книги Р<ильке> (Ваши книги Р<ильке>), что стоят над моим огромным столом (моя первая и последняя огромность) на нескольких полках. — И все становится таким легким, все письма получены, даже те, что не написаны (его).

Обнимаю Вас и скоро напишу Вам опять. Простите мне это неписьмо, не-то-письмо, не-я-письмо!

                             Марина

То, что Вас обрадовала татарская вышивка, радует и меня (взаимная радость). Тоска — по вещам? Никогда. Лишь по собственной душе — ведь до нее мне почти никогда не добраться.

Этой вещи, пожалуй, не меньше ста лет, старое дерево, хотя все еще и навеки — деревцо.

Впервые — Небесная арка. С. 206–207. СС-7. С. 365. Печ. по СС-7.

46-31. С.Н. Андрониковой-Гальперн

               Дорогая Саломея!

Где Вы и что Вы? Можно Вас попросить об иждивении? В жизни Д<митрия> П<етровича> есть новость, которую Вы наверное уже знаете — давно готовилась: семейного порядка [1462].

Пасу Мура по холодным пастбищам Медона и когда могу пишу. Целую Вас, напишите о себе.

                             МЦ.

Meudon (S. el О.)

2, Av Jeanne d'Arc

21-го авг<уста> 1931 г.

Впервые — СС-7. С. 142. Печ. по СС-7.

47-31. Н.В. Синезубову

<Август 1931 г.>

…Если Вы не забыли меня и по-прежнему питаете ко мне добрые чувства… — не забыла — кого? питаю — к кому? — уж д<олжно> б<ыть> настоящие добрые чувства были, раз человек так уверенно на них ссылается — та́к до самой подписи и не догадалась, а прочтя — безумно обрадовалась — всеми своими старыми добрыми чувствами.

Дорогой друг! А ведь (1921 г. — 1931 г.) пожалуй — десятилетие дружбы! [1463]

Впервые — НСТ. С. 456. Печ. по тексту первой публикации.

48-31. Р.Н. Ломоносовой

Meudon (S. et О.)

2, Avenue Jeanne d'Arc

29-го авг<уста> 1931 г.

               Дорогая Раиса Николаевна,

Давно-давно Вам не писала — и Вы мне. Все мое лето прошло в отъездах и сборах: С<ергея> Я<ковлевича> в Савойю и Али в Бретань [1464]. Оба по приглашению и — казалось бы — просто, но нужно было доставать удешевленные проезды — и деньги на эти проезды, проезды не приходили и деньги проедались. Наконец уехал (и уже вернулся, — приглашали на две недели) С<ергей> Я<ковлевич> и теперь уехала Аля.

Кроме сборов и проводов — ремонт квартиры, т. е. насильственная переделка ванной в кухню и кухни в ванную (плод лихорадочной фантазии хозяйки), от которой мы ничего не выиграли, кроме 1) месяца безванния (старую унесли, а новую не поставили) 2) недельной уборки после ремонта (по всей квартире известка толщиной в три пальца) 3) надбавки 100 фр<анков> в месяц, т. е. 300 фр<анков> в терм, т. е. 1200 фр<анков> в год. — А переехать в другую квартиру не смогли, ибо нужно было бы сразу [внести] [1465] выложить эту тысячу, даже больше: сам переезд и залог значат около полутора. Пришлось согласиться на ремонт.

Третье занятие этого лета: собственноручное шитье Муру штанов, — не смеюсь, честное слово, что три пары отняли у меня около месяца, причем шила каждую свободную минуту, и в лесу и дома, и ни одной строки не написала.

Ему шесть лет, на вид и вес — десять русских и 14 французских, готового ничего найти нельзя, ибо всё на один очень узкий манекен. Портнихи отказываются, наконец нашла одну, заплатила за 2 пары 30 фр<анков> и всё пришлось распороть, ибо с первого разу треснули по шву, хотя мерили (и для этого ездили в Париж и теряли по полдня, не говоря уже о франках) четыре раза. Эти-то штаны и перекраивала и перешивала целый месяц. Мое главное горе: полнейшее отсутствие КОНСТРУКТИВИЗМА, из-за него-то (т. е. отсутствия его) и крою («конструирую») собственноручно Муру штаны. Причем Мур вовсе не какой-нибудь феномен — просто большой и толстый мальчик, вполне пропорциональный и даже хорошо-сложенный. Портних пугает непривычность размеров.

_____