Марина Цветаева. Письма. 1928-1932

2, Av Jeanne d’Arc

<21 янв<аря> 1929 г., понед<ельник> [618]

                             Дорогая Саломея,

У нас тоже беды, — только что закончился Муркин грипп (с бронхитом месяц), как у С<ергея> Я<ковлевича> резкий припадок печени, с ослаблением сердца. Пролежал неделю, сейчас бродит как тень.

Множество евраз<ийских> неприятностей, о которых Вы наверное уже знаете [619] (между прочим, Алексеев — подлец, м<ожет> б<ыть> Вы тоже уже знали?)

Целую Вас и очень хочу повидаться, — только не торопитесь, зовите, когда удобно. Спасибо за иждивение. До свидания.

                             МЦ.

Впервые — СС-7. С. 120. Печ. по СС-7.

14-29. Н.С. Гончаровой

Meudon (S. et О.)

2, Av Jeanne d’Arc

<21 или 28> янв<аря > 1929 г., понедельник [620]

                             Дорогая Наталья Сергеевна,

А я уж думала, что Вы на меня обиделись — только ломала голову за что́ — или уехали в Марокко. Случилось, как всегда, проще, — насущный хлеб гриппа.

Очень хочу с Вами повидаться, и больше чем хочу — нужно. Дописала вещь докуда могла, всё, что пока знала, дальше знаете Вы. Мне нужно только Ваш рассказ 1) о методе работы 2) о постепенности работ, этапах их.

— Игоря [621] Вашего люблю как редко что: попал в самое сердце.

Итак — когда? Мое посещение не будет утомительным, как никогда не утомляет — слух.

О Брюсове, впрочем, расскажу. — Забавно. — Читала в Вашей шали [622]. Целую Вас.

                             МЦ.

Впервые — Наше наследие. 2005. С. 78. Печ. по: Цветы и гончарня. С. 26.

15-29. А.А. Тесковой

Meudon (S. et О.)

2, Avenue Jeanne d’Arc

22-го января 1929 г.

Дорогая Анна Антоновна! О Ваших письмах: я их храню, ни одного не потеряла и не уничтожила за все эти годы. Вы один из так редких людей, которые делают меня добрее: большинство меня ожесточает. Есть люди, которых не касается зло, дважды не касается: минует и — «какое мне дело?!» Это я — о Вас. Меня — касается, ко мне даже притягивается, я с ним в каком-то взаимоотношении: тяготение вражды. Но это я в скобках, вернемся к Вам. Вас бы очень любил Рильке. Вы всем существом поучительны (lehrreich) и совсем не нравоучительны, Вы учите, не зная, — тем, что существуете. В священнике я всегда вижу превышение прав: кто тебя поставил надо мною? (между Богом и мною, тем и мною, всем — и мною). Он — посредник, а я — непосредственна. Мне нужны такие, как Р<ильке>, как Вы, как Пастернак: в Боге, но как-то — без Бога, без этого слова — Бог, без этой стены (между мной и человеком) — Бог. Без Бога по образу и подобию (иного мы не знаем). Недавно я записала такую вещь: «самое ужасное, что Христос (Бог) уже был» [623]. И вдруг читаю, в посмертных письмах Р<ильке> (перевожу, пойдут в февральской Воле России — «Aus Briefen Rainer Maria Rilkes an einen jungen Dichter» [624]) — «Warum denken Sie nicht, dass er der Kommende ist» [625]. Бог — не предок, а потомок, — вот вся «религиозная философия» (беру в кавычки, как рассудочное, профессорское, учебническое слово) — Рильке. Я рада, что нашла формулу.

Р<ильке> когда-то мне сказал: «Ich will nicht sagen, Du hast Recht: Du bist im Recht», im Recht-sein, im Guten-sein [626] — это все о Вас. (Убеждена, что Р<ильке> бы Вас любил, — почему «любил», — любит). Убеждена еще, что когда буду умирать — за мной придет. Пе-ре-ве-дет на тот свет, как я сейчас пе-pe-во-жу его (за руку) на русский язык. Только та́к понимаю — перевод.

— Как я рада, что Вы так же (за руку) перевели меня — что́ меня! меня к Рильке! — на чешский [627]. За что я та́к люблю Вашу страну?!

_____

О жизни, житейском. Башмакам очень радуюсь, ничего, что Г<оспо>жа Т<уржанская> не взяла, кто-нибудь авось возьмет — к весне! Об иждивении узнала от М<арка> Л<ьвовича> С<лонима>, а он из консульства — что вместо 1-го будут выдавать после 20-го, но кому из парижских литераторов — неизвестно [628]. Будем ждать.

Бесконечное спасибо за очередную помощь, сразу заплатила долг в лавке, — здесь не Чехия — кредит не любят. Камень с плеч!