Марина Цветаева. Письма. 1928-1932

Мы не сговорились о часе. Буду у Вас в понедельник к 8½ — 9 ч<асам>, на Jacques Callot. Пишу Вас вовсю (есть искушение так и назвать: живописание), на́-черно для сербов [649] кончила. В воскресенье сдаю, так что к Вам приду уже отчасти налегке. Хороший конец [650], хотя, боюсь, для сербов — сложно.

Итак, до понедельника в 9 ч<асов>. Целую Вас. Да! У меня одна чудная идея — предложение — только обещайте, что непременно!

                             МЦ.

Впервые — Цветы и гончарня. С. 29. Печ. по тексту первой публикации.

23-29. Н.П. Гронскому

<5 марта 1929 г., вторник> [651]

                             Дорогой Николай Павлович,

Если будете нынче в городе, не могли бы завезти Гончаровой следующую записку, — крайне нужно. (Либо 13, Visconti, либо 16, Jacque-Callot, — вернее первое [652].) В крайнем случае воткните в дверь мастерской, а в лучшем (случае) привезите мне ответ. М<ожет> б<ыть> с моего вокзала поедете? Тогда зайдите, — столкуемся о Яннингсе [653].

До свидания!

                             МЦ.

Вторник

— Хорошо бы, если зашли. М<ожет> б<ыть> к 12 ч<асам>? Тогда у нас позавтракаете.

Впервые — СС-7. С. 213. Печ. по СС-7.

24-29. Н.П. Гронскому

<5 марта 1929 г.> [654]

Милый Николай Павлович, застаю пустынный дом, такой же как улицы, которыми шла. Жду Вас завтра к 12½ ч<асам> (завтра рынок и, боюсь, что к 12 ч<асам> не управлюсь). Но не позже.

Спокойной ночи!

Впервые — СС-7. С. 213. Печ. по СС-7.

25-29. Н.С. Гончаровой

<5 марта 1929 г., вторник> [655]

Дорогая Наталья Сергеевна!

Если податель сего [656] Вас застанет, назначьте ему, пожалуйста, вечер на этой неделе, когда встретимся, — нынче не могу, мне взяли билет на Стравинского [657]. (NB! не предпочтение, а необходимость, о которой очень жалею.)

Если же Вас не будет, чтобы не затруднять Вас писанием — давайте встретимся во вторник на следующей неделе, после Вашего обеда, к 8½ ч<аса>, на Jacques Callot, — Сухомлин [658] тоже хочет быть, захвачу почитать из другой статьи, русской. Очень хотела бы, чтобы был и М<ихаил> Ф<едорович> [659].

А если свободны завтра вечером (среда), могла бы дочесть Вам сербскую [660], к<ото>рую в четверг сдаю. (Тот вторник с В<асилием> В<асильевичем> [661] — остается.)

                             МЦ.

Целую Вас. Привет М<ихаилу> Ф<едоровичу>.

(Надпись на конверте:)

Наталье Сергеевне Гончаровой

Слезьте Mabillon, пересечь сразу улицу и другую (Bd St Germain) идти до Place St Germain, оттуда no Rue Bonaparte к Сене до Rue Visconti справа (щель) д<ом> 13, справа. Войти во двор и сразу налево в нору. Идти по лестнице, по лестнице до самого верха — стучать или звонить — и говорить: Аля [662].

Впервые — Наше наследие. 2005. С. 78. Печ. с уточнением датировки по: Цветы и гончарня. С. 28

26-29. В Комитет помощи русским писателям и журналистам

                             Марины Ивановны Цветаевой-Эфрон

                             Прошение

Покорнейше прошу Комитет о выдаче мне пособия — по возможности в прежних размерах, а не прошлого раза (получила только 200 фр<анков>).

                             Марина Цветаева-Эфрон

Meudon (S. et О.)

2, Avenue Jeanne d’Arc

5-го марта 1929 г.

Печ. впервые по копии с оригинала, хранящегося в архиве BDIC.

27-29. Н.С. Гончаровой

<Март 1929 г.> [663]

Дорогая Наталья Сергеевна! Рукопись кончена [664]. — Когда мне у Вас быть? Ряд вопросов:

1) Какую музыку Вы иллюстрировали, кроме Равеля? [665]

2) По дороге — куда? — сгорели декорации М<ихаила> Ф<едоровича>? [666] Есть еще, но те — устно.

Да! Написала «Завтрак» [667]. Привезу и, кстати, посоветуюсь. Возвращаю, с благодарностью, статью. Не потеряйте — Вы.

Я все вечера свободна, черкните, с Алей — когда и куда. Хотелось бы поскорее. Целую Вас. Тороплюсь.

                             МЦ.

Впервые — Цветы и гончарня. С. 30. Печ. по тексту первой публикации.

28-29. А.А. Тесковой

Meudon (S. et О.)

2, Avenue Jeanne d’Arc

17-го марта 1929 г.

Дорогая Анна Антоновна! Только что Ваше письмо. Я Вас люблю, зачем Вы живете такой жизнью, есть обязательства и к собственной душе, — вспомните Толстого — который, конечно, подвижник, мученик дома (долга) — но который за этот подвиг ответит. Вы правы кругом — и Толстой был прав кругом — и вдруг мысль: грех — что́! Грехи Бог простит, а — подвиги?? Служил ли Толстой Богу, служа дому? Если Бог — труд, непосильное: да. Если Бог — радость, простая радость дыхания: нет. Толстой, везя на себе Софию Андреевну [668] плюс всё включенное, не дышал, а хрипел.