Марина Цветаева. Письма. 1928-1932

Первое письмо — Вам, и первое в письме — нежное спасибо за посылку. Башмаки чудные, таких в Париже не найдешь, будут служить мне как Муру — его, которые всю зиму носит не снимая. Мурин медведь и барашек до сих пор целы: жалеет: не ест. Отгрызет маленький кусочек от подножья овцы и — «Ой, что́ я сделал! Жа-алко!!» Алину коробку — не жалели, а бумажки жалели, не рвали и храним. Сталинский, привезший, много рассказывал о Чехии, особенно она [684]. — Вы ее не знаете? — добродушная дама в каракулевом саке. Почему-то от Праги — в восторге. Говорю почему-то, потому что ни с мостами, ни с островками, ни с туманами не связывается. Но было приятно, что хвалит Прагу.

Я ничего не умею хотеть, кроме как в работе, в которой не хотеть — не умею. Ничего не умею добиваться. Мне всегда за кого-то и что-то стыдно, когда у меня нет того, на что я вправе — только любовь дает права — когда у меня нет того, без чего я — не я. Кому-то и чему-то ведь было бы несравненно лучше, если бы я завтра же, забрав и Мура и Алю, могла выехать к Вам в Прагу. Я Вас считаю самой настоящей Муриной крестной, обе (одна крестила, другую вписали) — неудачны: совершенно равнодушны [685]. О<льгу> Е<лисеевну> <Колбасину->Чернову (вписанную в метрику, — отсутствовавшую) Вы должны знать по Союзу Писателей. Мы у нее жили по приезде в Париж. Лучший пример: ее дочери чудно шьют и мать боготворят [686], Мур из всего молниеносно вырастает, лоскутов — полный дом, — ни рубашечки. И попросить нельзя, — удивленные лица. Не заходит никогда. Мура водила раз за всю зиму. Другая (собственно-крестившая) Мура любила до полутора года, потом перестала — неизвестно почему. За всю зиму была — раз. Живет в трех минутах. Всё это на час, а крестные — навек. Поэтому, хотите или не хотите, я Вас самым серьезным образом считаю Муриной крестной — пусть заочной, но самой настоящей и любящей. Крестный его — Ремизов [687] — его не видел ни разу (живет в Париже) и ни разу не позвал. Мне не повезло. Но, руку на́ сердце положа, я Вас в крестные тогда не позвала только из-за того, что крестил о<тец> Сергий [688], который бы мог узнать, что Вы не православная, и даже наверное знал (общий круг). А помните увлечение Муром Г<оспо>жи Андреевой? [689] (Живет в Кламаре, в 20 мин<утах> от Медона). — И не вспоминает!

…Ах, дружба, любовь двухдневная, —
А забвенье — на тысячу дней! [690]

(Женские — стихи). Может быть я долгой любви не заслуживаю, есть что-то, — нужно думать — во мне — что все мои отношения рвет. Ничто не уцелевает. Или — век не тот: не дружб. Из долгих дружб — только с Вами и кн<язем> Волконским [691], людьми иного поколения. Да! о дружбах. Недавно праздновали первую годовщину «Кочевья» [692]. Была и я — как гость. М<арк> Л<ьвович> сидел на председательском месте, справа блондинка, слева брюнетка, обе к литературе непричастные. Не обмолвилась (с 8 ч<асов> веч<ера> до 12½ ночи) ни словом, впрочем — слово было: о Гончаровской статье: два листа или полтора листа? Не усмотрите в этом ни обиды, ни уцелевшей привязанности, — только задумчивость.

…Держала тонкие листы
И странно так на них глядела,
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело. [693]

— Не знаю, что выйдет из дружбы с Гончаровой. Она очень спокойна и этим — успокаивает меня. Мне всегда совестно давать больше, чем другому нужно (= может взять!) — раньше я давала — как берут — штурмом! Потом — смирилась. Людям нужно другое, чем то, что я могу дать. Раз М<арк> Л<ьвович> мне сказал: «Одна голая душа. Даже страшно!»

_____

У нас весна. (Боже! сколько раз это писано!) Первые распустились ивы — мое любимое дерево. Дубы молчат. Я все вспоминаю куст можжевельника на горе [694], который я звала кипарис. А иногда Борис (Пастернак). Он тоже не пишет.

Целую Вас нежно, пишите, люблю Вас, спасибо за всё.

                             МЦ.

Впервые — Письма к Анне Тесковой,1969. С. 74–75 (с купюрами). СС-6. С. 378–379. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 108–110.

31-29. Н.С. Гончаровой

<Апрель 1929 г.>

                             Дорогая Наталья Сергеевна,

Очень прошу Вас: приезжайте скорей. Всё цветет, а цвет короток.

Пишу — непосредственно после Вас — запоем Перекоп [695]. Думаю: самое большое после Троянской войны [696]. (Ведь там тоже — ахейцы с данайцами! [697])

Жалею, что не родилась мужчиной: столько гнева даром пропадает!

— Сговоритесь с Алей — когда. Invalides [698] близко, сразу после завтрака, чтобы застать всю красоту. Если будет дождь — естественно отпадает.

У нас чудные места: лесные.

Жду также и М<ихаила> Ф<едоровича>.

Целую Вас нежно.

                             МЦ.

Впервые — Наше наследие. 2005. С. 80. Печ. по: Цветы и гончарня. С. 34.

32-29. Н.С. Гончаровой

Дорогая Наталья Сергеевна,