Марина Цветаева. Письма 1933-1936

— Бесстрашие. Вы бесстрашней — даже меня![1211] Я всегда боюсь сглазить моих, когда на них жалуюсь, причинить им зло. (Не «жалуюсь», а бесстрастно и бесстрашно — оцениваю). А знаете, что*, Наташа, если кончилось с школой, — пишите! Напишите ту книгу, которую за Вас никто не напишет: себя. Помните, Толстой говорил: «Каждый человек может и должен написать за свою жизнь — одну книгу: книгу своей жизни». (Он не так сказал, у него — правда, наглость? — не было моей остроты формул, но смысл — его.)[1212] Вы будете в этой книге — жить, день за днем, те дни будут как на широких надежных бесстрашных крыльях нести — эти. Вам станет все равно — вокруг, Вы станете — неуязвимы.

Есть вторая жизнь — чтения, но есть неизмеримо-сильнейшая и уж никак не «вторая» — писания.

…Мое убежище от диких орд,
Мой щит и панцирь, мой последний форт
От злобы добрых и от злобы злых —
Ты — в самых ребрах мне засевший стих![1213]
                                               (1918 г., я)

и — лет за 75 до сего:

О, ты, чего и святотатство
Коснуться в храме не могло
Моя напасть — мое богатство —
Мое святое ремесло!
                   (Каролина Павлова, сороковые годы)[1214]

_____

Ведь не важно — стих или нет! Просто — тетрадь[1215].

_____

Вспоминая начало нашей встречи, Вашу девическую семейную хронику и прибавляя… просто ту семейную группу — ах, Наташа, Vous etes bien servie![1216] Не много*нько ли — на одну женскую голову — и сердце?

Напишите — всех: мать, сестер, — Иловайский переплет, — любовь —, не их всех в мире, а их — всех, и на себе, как печать[1217].

Я — серьезно говорю. Это будет — урок Ва*шим детям, Вашей дочери.

_____

«Лето». Нужно чинить Муру зубы и прививать оспу. А у него сейчас examens trimestriels[1218]. — А живем мы за 1 * ч<аса> езды (и ско*льких — ожидания в приемной?) от зубного врача, того, который — даром.

Взываю на-круговую к знакомым дамам, чтобы подарили прошлогодний прошлосредиземный или = океанский купальный костюм. Два: Муру и мне. Дамы — молчат. А нужны еще — купальные халаты, без них на берег идти не разрешено, а раздеваться на берегу — мне — с моими старомодными лифчиками на пуговках… (здесь все носят «бюстгалтеры», с полушариями, — преимущественно розовые и деликатные и, у меня, ничем не заполнимые! Шью на заказ. ( ! ! ! ) И не только — лифчиками: желтыми штанами и лиловыми рубашками, ибо покупаю всегда самое дешевое и недомерочное: вес — 50 кило и соответствующая худоба. Моей тальи (60) в большинстве магазинов нет, нужно брать «jeunes filles»[1219] а у jeunes filles всё соответственно-узенькое, я же в плечах — верста. «Идеально-спортивная… мужская фигура», как мне в полной невинности сказала 84 летняя старушка-соседка, которая на меня шьет… за соответствующую старинную цену. Как я бы хотела об этом написать!

Лето будет… трудное. Там ни молока, ни масла, ни мяса, а рыба, как всегда на* море, не по средствам. Яиц нет, п<отому> ч<то> курам слишком жарко. Есть, но — крокодиловы. Боюсь Муру — с непривычки. (А гомерическое зрелище — крокодилова яичница! А вдруг одно — с зародышем?? Уже — с зубами[1220]!)

Про крокодилов — вру.

Наташа, как я ску—учно живу, и сколько во мне неизбытого — неизбывного! — веселья.

— Почему я, как дура, верила что Вы — приедете? Так сразу и твердо поверила в наше лето? Так его — видела? (Яснее, чем — море.)

El voila[1221]. —

Если уеду, то 28-го. В 5 ч<асов> 20 мин<ут>. Подумайте обо мне, пожалуйста. И еще 22-го, в 5 ч<асов> утра — увидьте меня во сне: я в это время буду стоять у кассы Train de vacances[1222] на Gare de Lyon[1223], — которая открывается в 7 ч<асов>. Боюсь этого до содрогания.

20-го у меня очередной вечер. Чтение моего Чорта, чорта моего детства и, даже, младенчества[1224]. Эпиграф: — Связался чорт с младенцем.

Пишу эту вещь — с усладой.

Не пишите иронически о примусе, это — друг. Сниму его отдельно и пришлю. Спасибо за него — и за всё. Пишите чаще.

Бегу за Муром в школу.

Обнимаю

                                       МЦ.

<Приписка на полях:>

Вы даже WILNO стали писать VILNO, через одну палочку, чтобы нанести ей моральный ущерб. Но я побоялась — что не дойдет и восстановила ее в правах.

А та*, наверное, из породы — чортовых старушек? (Вечных его внучек.)

<К письму приложена фотография Мура с надписью на обратной стороне:>

Мой сын Георгий Эфрон

Мур —

Пасха 1935 г., только что 10 лет

— живая я в том же возрасте —

(а немножко — и в этом!)

                         Дорогой Наташе —

                                       МЦ.

Vanves, июнь 1935 г.[1225]

<Приписка на полях:>

— Храните! —

Впервые — Письма к Наталье Гайдукевич. С. 107—112. Печ. по тексту первой публикации.

48-35. В.Н. Буниной