Читаем Марина Цветаева. Письма 1933-1936 полностью

Только что получила Цепь Благоденствия и тотчас же передаю ее вам. Очень прошу серьезно вчитаться и точно выполнить все (очень скромные) условия. Обойдется это вам ровно в 4 фр<анка> (5 писем по 50-ти сантимов и мандат в 1 фр<анк> 50 сант<имов>, (либо 3 марки по 50 сант<имов>). Риск — небольшой, даже для нас с вами, а прибыль может быть (не особенно верю в десять тысяч!) хоть в несколько сотен: и то хлеб! Получила я эту цепь из верных, очень озабоченных моей жизнью, не мистификаторских рук. Но — просьба: разошлите не только русским, но и французам, чтобы цепь в конце концов не оттолкнула последних видом своих иностранных фамилий. — Так делаю и я. Не спутайте: рассылать цепь будете своим знакомым, а не тем, что написаны: те — список. Впрочем, там все очень точно сказано, только не ошибитесь. Вам посылаю — в первую голову. Советую заняться этим делом — вечером, когда дети спят, а сам еще не спишь. (Интересно, кто больше всех увлечется? <)> Детям об этом говорить не надо, — я Муру не говорю: во-первых не люблю соединения детей с деньгами, во-вторых — м<ожет> б<ыть> тщетные надежды, в третьих — одолеют, в четвертых — разболтают.

(А что будет с почтальоном, к<отор>ый должен будет переносить 15.625 писем или мандатов?? Не могут за это — выселить из Франции???)

_____

Как видите — мы на Юге. Ныне ровно месяц. Мур (тьфу! тьфу!) совсем поправился, отлично ходит, купается и загорает. Живем в дешевой мансарде в 5 мин<утах> от моря. Ехали train de vacances, т. е. за полцены. Но жизнь очень дорога, нет сравнения с нашими ценами. Рынка нет. Всё дорого: к рыбе не подступишься (самая дешевая — 4 фр<анка> фунт), овощи редки из-за сухости почвы, фрукты — тоже (персики — 3 фр<анка> 50 <сантимов>, груши — 2 <франка>, и очень плохие), молока нет совсем. Спасаемся кооперативом, где иногда бывает дешевка. За всем ходим в соседний курорт Lavandou. Фавьер — русский поселок, состоящий из хозяев пансионов и их пансионеров. Есть одна единственная лавка — тоже русская, но так как в ней всё дороже, предпочитаем ехать в Lavandou.

Живем мы пока одни, наши хозяева еще в Париже. Баронесса Врангель, у к<отор>ой мы сняли, оказалась рожденной Елпатьевской, дочерью писателя и врача Елпатьевского, который был двоюродным братом моего отца[1234]. Ее это мало взволновало, меня — очень (не ее врангельство, а ее елпатьевство: наше общее владимирство).

_____

Природа здесь — слишком роскошная. Просто — всё: пальмы, мимоза, мирта, олеандр, кактус не куст, а дерево, похожее на змею, вставшую на хвост, эвкалипт, — целый ботанический сад. И море. И горы. Было бы меньше — было бы лучше. Я даже немножко томлюсь от такого пиршества.

Что очень хорошо — горный феодальный городок Борм, с XIII в<ека> так и не двинувшийся и знаменитый только своей чумою[1235]. Это — скромнее.

Сейчас перепишу Вам цепь, чтобы ныне же отправить.

Непременно известите о ее дальнейших судьбах — и, в первую голову, — о своих. В начале августа к нам собирается Сережа.

Обнимаю и жду вестей.

                                       МЦ.


Печ. впервые по копии с оригинала, хранящейся в архиве составителя.

52-35. А.А. Тесковой

2-го июля 1935 г., вторник

La Favi*re, par Bormes (Var)

Villa Wrangel

(Не забудьте: France!)


Дорогая А<нна> А<нтоновиа>! Вкратце: перед самым концом блистательного учебного года и за 2 недели до нашего train de vacances — на юг (вместо 400 фр<анков> — 215 фр<анков> в оба конца) — у Мура стал побаливать живот: — аппендицит — немедленная операция. 14-го его оперировали: Алексинский[1236], еще российское светило. Пролежал 10 дней в Ville-Juif’cком госпитале (еврей — ни при чем: старинное название пригорода) и на 14-ый день с Божьей и дружеской помощью, выехали с ним — тем самым поездом — на юг.

Нынче морю и Югу — четвертый день. Сняли мансарду — просторное, но — пёкло, пёкло — но просторное — и дешевое: чердак баронессы Врангель[1237], к<отор>ая оказалась моей троюродной сестрой: ее отец, писатель-народник (и врач) — поколения Чирикова, — С<ергей>Я<ковлевич> Елпатьевский[1238] — был двоюродный брат моего отца. Но я — больше взволновалась этим открытием, чем она. (Баронесса она по мужу: не Главнокомандующему[1239], а земскому деятелю[1240], но — очевидно — одна семья). Хозяева еще в Париже, мы с Муром на чердаке — одни царствуем. Жизнь — тяжелая: продуктов нет (Favi*re — несколько русских вилл, между прочим — две милюковских, обе заколоченные), за всем нужно в соседний курорт, а мне из-за Мура — невозможно: 6 верст в два конца, а ему вообще, пока, ходить — опасно (17-ый день), а одного оставить — страшно: очень крутая внешняя лестница, — вдруг свалится и разойдется шов? Или на солнце снимет шляпу (неминуемый солнечный удар). Но завтра все-таки пойду, п<отому> ч<то> ни хлеба, ни марок. (Есть единственная — русская — и даже княжеская лавочка, но, естественно, на всем переплачиваешь, а денег — меньше, чем в обрез).

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное