Марина Цветаева. Письма 1933-1936

La Favi*re, par Bonnes (Var)

Villa Wrangel

21-го сентября 1935 г.

                         Милый Вадим Викторович,

Простите за долгое молчание. Домой возвращаюсь к 1-му, во всяком случае — не позже, а так как может быть и раньше — то корректуру лучше туда, т. е.

33, Rue JBPotin Vanves (Seine)

А самое лучшее — в самый день приезда извещу Вас, чтобы корректуру чего доброго не переслали мне в Фавьер, если придет на день-два раньше меня.

Посылаю стихи. Если в 4-ой строке 1-го четверостишия преткнетесь о слово СПОРТСМЕДНЫЙ (лоб), то прошу его подчеркнуть, т.е. напечатать в разрядку, чтобы остановить внимание. (Игра слов: спорт — смэнский — спортсмедный — т. е. медный лоб спортсмэна)[1318]. В этих стихах — ряд подчеркнутых слов, чтобы знать куда ударять, все эти слова прошу не жирным шрифтом (навязчиво и уродливо) а вразрядку, у цель достигнута (остановка внимания) — и вид скромный. А то — жирный шрифт — сразу орет!

Кончается мое фавьерское блаженство и начинается расплата: умножившиеся (морскими ценностями, в частности двумя пробковыми спасательными собственноручными — от сетей — поясами, и ценностями сухопутными: мешками лаванды и эвкалиптового листа) багажи*, полная неизвестность расписаний, страх, в Париже, не вместиться со всем этим в такси — и т. д.

Так что последние дни — изгажены.

Слава Богу — обратные билеты есть!

А жаль уезжать: погода — блаженная, пляж — почти пуст и будет пуст — совсем, всюду — ведра и кадушки винограда, скоро все виноградники будут красными, вообще — осень, мое любимое время года, да еще — морская.

Но Мур рвется в школу — и ничего не поделаешь.

Итак, к 30-му — 1-му присылайте корректуру в Ванв — к 30-му извещу на почту, чтобы пересылку сюда прекратили, не беспокойтесь, будет сделано — и корректуру верну молниеносно.

Сердечный привет — и, еще раз, простите за долгое неотвечание.

                                       МЦ.

О судьбе стихов, если захотите, успеете сообщить мне еще сюда, ибо раньше 27-го не тронусь. Но время терпит (особенно после моего промежутка!). А спортсмедный подчеркну сейчас: яснее. Только помните разрядку.

<Приписка на полях:>

Умоляю о сохранении под стихами года: 1932 г.[1319]

Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 84–85. Печ. по тексту первой публикации.

69-35. <Б.Г. и Е.И. Унбегаун> [1320]

О Beigesterung

! So findenWir in Dir ein selig Grab,
Und in Deine Wogen schwinden
Still frohlockend wir hinab —
Bis der Hore Ruf wir h*ren
Und mit neuem Stolz erwacht.
Wie die Sterne wiederkehren
In des Lebens kurze Nacht.
                             Holderlin[1321]

                                       — МЦ.

La Favi*re, par Bormes (Var)

27-го сентября 1935 г.

Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 254. Печ. по тексту первой публикации.

70-35. А.А. Тесковой

Vanves (Seine)

33, Rue Jean-Baptiste Potin

30-го сентября 1935 г.

                         Дорогая Анна Антоновна,

Ваше письмо в Фавьере получила последним, — прямо в последнюю минуту, так что читала его уже в вагоне.

Переезд был трудный и сложный, — я с 18 лет путешествую с кастрюлями (дети!) — но море до последней минуты было блаженно-синим, и часть души моей — надолго там.

Итог лета: ряд приятных знакомств (приятельств) и одна дружба — с молодым русским немцем — в типе Даля, большим и скромным филологом, — о нем был отзыв в последней книге Совр<еменных> Записок: специалист по русскому языку XVI в<ека> с странной фамилией (Унгеб) — вот и ошиблась: Унбегаун[1322].

У него милая молодая шалая жена — такая же жгуче-черная, как он — белый, и так же страстно танцующая, как он — пишущий. Кончится плохо, ибо пишут наедине, а танцуют — с кем-нибудь. Он допишется до славы, а она дотанцуется — до непишущего.

Итог другого лета — не людского — три пробковых пояса из таких вот <нарисованы два концентрических кружка. — Примеч. сост.> круглых аккуратных пробочек от сетей, морем выброшенных и мною подобранных, и благодаря им — полная свобода в воде — как на земле, свобода в страшной для меня стихии воды. Могу сказать, что плавала даже не в море, а над морем (я очень мало вешу, так что пояса* меня выносили) — вроде хождения по вода*м. И целые связки эвкалипта, мирта, лаванды. И еще итог — несколько стихов: немного, и половина поэмы (о певице: себе)[1323] — чудный мулатский загар, вроде нашего крымского. Люди думают, что я «помолодела», — не помолодела, а просто — вымылась и, на 40—50-градусном солнце — высушилась. Много снимали, но проявлять будем здесь — там было втридорога. Непременно пришлю карточки, — и свою.