Марина Цветаева. Письма 1933-1936

Дом в ужасном виде (без меня хозяйничали С<ергей> Я<ковлевич> и переехавшая из города Аля) — уборки на добрую неделю.

Аля прожила с нами месяц — в отдельной комнате, но обедала и т. д. с нами — и ни разу не пришла вовремя, заставляя греть и ждать Но в общем вела себя сносно. Сейчас, до 15-го, живет у нас, — потом переедет в город. У Мура завтра начинается школа. На Ваш подарок (огромное спасибо!) купила ему все школьное: тетради, карандаши и т. д. Он страшно рвется в школу и совсем не оборачивается на Фавьер, — вот уж не в меня! Я в его возрасте, да и раньше, — с тех пор как себя помню — прощалась с каждым деревом, с каждой тропинкой, с каждым видом, — он все последнее утро читал дрянной бездушный комический детский журнал. — Другая раса. —

Но — не надо об этом.

_____

Получила от той, что Вас напоминает (Frau Dr Elsa Mahler, Basel[1324], — в Праге ее знают филологи) — сказки Андерсена в изд<ательстве> Reclam, — я как-то при ней сказала (длилось это всего 3 дня), что скучаю без Андерсена — и вдруг — подарок! Ваш жест.

Кати Кист я не видела, ибо приехала только 29-го, а Юлия (сестра) совсем поселилась с О. Сергием (Булгаковым) в порядке духовной дочери, а жена — выехала, живет с сыном[1325]. Старая жена, преданная и глубоко-обиженная. Юлия, конечно — умнее, но добрее — та. Она летом была в Фавьере, и часто — такие фразы: «Почему Юлия не увезла О. Сергия в горы? Ему бы так полезно»… или: — «Не знаю, мне этот институт духовных дочерей — не по сердцу…» (Еще бы!)

_____

Кончаю, даже обрываю, ибо хочу, чтобы письмо пошло нынче же: обрываю — и обнимаю.

                                       МЦ.

Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 130-131 (с купюрами). СС-6. С. 429. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 235–237.

71-35. В.В. Рудневу

Vanves (Seine)

33, Rue JB Potin

3-го Октября 1935 г.

                         Милый Вадим Викторович,

Вот корректура[1326].

Важнейшие пункты:

Стр<аница> 1 — прошу оставить поддержание, к<отор>ое здесь значит поддержка и являет собою сознательную игру слов.

Стр<аница> 2 самый низ — неясен шрифт, прошу проверить.

Стр<аница> 3 середина: Михаил Иваныча Покровского[1327]: м<ожет> б<ыть>придется заменить Иваныча, ибо речь о впоследствии знаменитом Михаиле Покровском (кажется, советском историке, во всяком случае известном коммунистическом деятеле), к<отор>ый и был Валерииным женихом. Мне помнится — Иваныч, но м<ожет> б<ыть> Михайлыч, выясню и тотчас же извещу.

Стр<аница> 3. Потом, чтобы успокоить читателя, обнаружилось… чтобы успокоить читателя прошу взять в скобки, тогда — ясно. (Отметила на полях, последите, пожалуйста.)

Стр<аница> 7 спасибо за незазубренный рубль. Заменила ОТТОЧЕННЫМ[1328].

Перед ангелами прошу пропуск, ибо новая тема и главка.

То же перед: Вечерами, сначала…

Очень важное на 8 стр<анице> gar treu, а не war[1329], как Вы думали, ибо полный текст гётевского стихотворения такой:

Es war ein K*nig im Thule
Gar treu bis an sein Grab[1330]

(gar — значит: очень, весьма, сильно. Нельзя опечатки, ибо стихотворение — классическое).

_____

Почему Вы убрали: Ванв, 1934 г.[1331] Читатель всегда радуется времени и месту, а автору это — необходимость.

А что же со стихами?[1332] Чем не подошли? Неужели неясно? Или «революционно»? Ведь та*к сейчас открыто говорит три четверти эмиграции. Я эти стихи читала в Фавьере самой разнообразной публике и они никого не задели и всех взволновали — и все поняли.

Умоляю к 15-му — немножко раньше — аванс к терму, я абсолютно обнищала с переездом. Если можно — 300 фр<анков>. Без них пропаду.

Сердечный привет и спасибо за внимание, корректуру.

                                       МЦ.

Мура без его ведома перевели через класс за отличные успехи. Сидит и учит английские стихи.

<Приписка на обороте листа:>

Восстановите gar, боюсь, что выйдет недоразумение.

Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 85–87. Печ. по тексту первой публикации.

72-35. Б.Г. и Е.И. Унбегаун

Vanves (Seine)

33, Rue Jean-Baptiste Potin

8-го Октября 1935 г.

                         Дорогие Унбегауны!

Смотрели вас и в Марселе и на Лионском вокзале  —  тщетно[1333]. Затем ежедневно вспоминали  —  и тоже тщетно. Затем звонили Littr* 55-39 (утром)  —  всё с той же тщетой. Вы точно провалились в глубокую ямину (Борм, старый скелет или Силен, топчущий виноград)[1334].

Наконец  —  пишу.