Читаем Марина Цветаева. Письма 1933-1936 полностью

Захватите любую из рукописей, ведь дело в принципе[1634]. Всё дело у Вас в заострении эпитета и избежании общих, напрашивающихся образов и оборотов. Но это можно показать только на примере. Кроме того — не думая об этом пишет большинство пишущих французов, это, увы, в самом языке, так что я «требую» с Вас — не как с француза.


Словом, очень радуюсь и жду. Скромно напоминаю про салат. Детям сердечный привет.

                                       МЦ.


<Приписка на полях:>

Огромное спасибо за пересылку Amazone[1635]. Спешно переписываю.


Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 59–60. СС-7. С. 498–499. Печ. по СС-7.

42-36. 3.А. Шаховской

Vanves (Seine)

65. Rue JB Potin

5-го июня 1936 г., пятница


Милая Зинаида Алексеевна, — а вот Вам другая пара[1636], и, верьте мне на слово: они страшно похожи — по благородству и сиротству — на Бальмонта с Еленой[1637]: на Елену с Бальмонтом («О, Елена! Елена! Елена! — Ты красивая пена морей»[1638]. — 35 лет назад сказано, а живо в нем — и посейчас).

О рукописи, хотя она на машинке, — дайте ее прочесть, по собственному прочтению, кому нужно из «Журналь де Поэт». Мне очень хочется издать ее отдельной книжкой, но так как на книжку — мало, у меня есть еще другая однородная, физически ме*ньшая. Та и эта дали бы томик, вроде «Проз д’Анфан»[1639]. Ту вышлю (а вот Вам еще другая пара)[1640] Вам, когда Ваша редакция отчитает «Лэтр» и как-то выскажется… Словом, буду ждать Вашего ответа. И личного отзыва — независимо от возможностей издания о «Лэтр» как Вам «пришлось»? На 50-летнем юбилее Ходаеевича видела весь Монпарнас[1641], — и милее, живее всего — женщины: очевидно, по живучести в них души. Подарила Ходасевичу хорошую тетрадку «для последних стихов» — может быть — запишет, т. е. сызнова начнет писать, а то годы, — ничего[1642], а — жаль.

Один из пишущих, узнав, что я из Брюсселя, сказал: «А Шаховская там в роли Рекамье?»[1643] Я: — «Не заметила. Она просто очень любит литературу — и очень серьезно работает». Тогда тот — перестал.

До свидания! Жду весточки. Вашим поэтам — привет.

                                       МЦ.

Привет Петру в овраге[1644].

_____

Можно Вас попросить передать при случае прилагаемую открытку Ольге Влад<имировне> Орловой?[1645] Cпасибо заранее!

                                       МЦ[1646].


Впервые — Новый журнал. 1967 (2). С. 136-137. СС-7. С. 559–560. Печ. по СС-7.

43-36. А.А. Тесковой

Vanves (Seine)

65, Rue JB Potin

7-го июня 1936 г., воскресенье


                         Дорогая Анна Антоновна,

Из Бельгии я Вам писала коротко[1647], — там у меня не было письменного стола: только круглый, качкий, о нелепость! соломенный — заранее обескураживающий, кроме того я всё время была на*-людях и в делах. И чужой дом — особенно такая крепость быта, как на той открытке, всегда для меня — труден.

Я Вам тогда писала до моих чтений, — они прошли очень хорошо — и французское, и русское. Читала — для бельгийцев — «Mon P*re et son Mus*e»[1648]: как босоногий сын владимирского священника (не города Владимира, а деревни Та*лицы) голыми руками поставил посреди Москвы мраморный музей — стоять имеющий пока Москва стоит[1649].

Для русских читала: Слово о Бальмонте[1650] и, второе, Нездешний вечер[1651] — памяти поэта М<ихаила> Кузмина: свою единственную с ним встречу в январе 1916 г<ода>.

На заработок с обоих вечеров имела счастье одеть Мура, и еще немножко осталось на лето.

Вечера были в том самом доме, к<отор>ый Вы видели на открытке, — частные, организованные моей недавней бельгийской приятельницей[1652] (русской, вышедшей замуж в бельгийский дом, тот самый).

Но — я мечтала о дружбе с ней, за этим и с этим ехала — а дружбы не вышло: она поглощена домом и своей женской тоской по любви и от надвигающихся неженских лет (ей сейчас 32 года, но она живет вперед) — и для меня в ее душе не оказалось места. Поэтому, несмотря на всю успешность поездки, вернулась с чувством неудачи: с пустыми руками души. Мне все еще нужно, чтобы меня любили: давали мне любить себя: во мне нуждались — как в хлебе. (И скромно — и безумно по требовательности.)

Ездила с Муром, и только там обнаружила, насколько он невоспитан (11 лет!). Встречает утром в коридоре старушку-бабушку — не здоровается, за обед благодарит — точно лает, стакан (бокал, каких у нас в доме нет) берет за голову, и т. д. Дикарь. Я к этому, внутри себя, отношусь с улыбкой: знаю, что всё придет (от ума!) другие же (молча) меня жалеют и… удивляются: на фоне моей безукоризненной, непогрешимой воспитанности, вдруг — медведь и даже ведмедь!

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное