Читаем Марина Цветаева. Письма 1933-1936 полностью

Не понимая, что воспитанность во мне не от моего сословия, а — от поэта во мне: сердца во мне. Ибо я получила столько воспитаний, что должна была выйти… ну, просто — морским чудищем! А главное — росла без матери, т. е. расшибалась обо все углы. (Угловатость (всех росших без матери) во мне осталась. Но — скорей внутренняя. — И сиротство.)

К сожалению, нигде кроме Брюсселя не была: мои хозяева и их дети все время болели, да и времени было мало: на седьмой день выехала. Да и не умею «бывать», я хочу жить и быть, пребывать. В Брюсселе я высмотрела себе окошко (в зарослях сирени и бузины, над оврагом, на старую церковь) — где была бы счастлива. Одна, без людей, без друзей, одна с новой бузиной. Сто*ило оно, т. е. полагающаяся к нему комната, 100 бельг<ийских> франков, т. е. 50 французских… с услугами и утренним завтраком. Таковы там цены.

Но не могу уехать от С<ергея> Я<ковлевича>, к<отор>ый связан с Парижем. В этом — всё. Нынче, 5/18 мая, исполнилось 25 лет с нашей первой встречи — в Коктебеле, у Макса, я только что приехала, он сидел на скамеечке перед морем: всем Черным морем! — и ему было 17 лет.

Оборот назад — вот закон моей жизни. Как я, при этом, могу быть коммунистом.

И — достаточно их без меня. (Скоро весь мир будет! Мы — последние могикане.)

_____

Жду весточки, дорогая Анна Антоновна! Как лето? Мое — неизвестно, из-за того же С<ергея> Я<ковлевича>. Хотелось бы, чтобы и ему перепало, а заедем далёко — он не выберется. Мечтаю об Эльзасе: говорят, что тот же Шварцвальд[1653], на к<отор>ый всю жизнь оборачиваюсь, как на рай. — Может быть. —

А о чем — Вы? (мечтаете). Как — и это важнее всего — Ваши все здоровы?

С кем встречаетесь (для души)?

Обнимаю Вас и жажду видеть Вашу руку на конверте.

                                       МЦ.


Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 139-141 (с купюрами). СС-6. С. 437-439. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой. 2008. С. 253 255.

44-36. А.Э. Берг

Vanves (Seine)

65, Rue JB Potin

7-го июня 1936 г., воскресенье


                         Дорогая Ариадна,

У меня все дни этой недели заняты: то от 4 ч<асов>, то от 7 ч<асов>, т. е. не предвидится ни одного большого спокойного отреза времени — следующее воскресенье включая.

Итак, с понедельника, 15-го — когда хотите, только назначайте сразу, а то — не знаю, что* сталось с моей жизнью — сплошные приглашения и наглашения, хочу, чтобы нам никто не помешал ни с рукописью ни вообще.

_____

Написала письмецо Люсьену. Приятно писать незнакомому: все возможности.

О<льге> Н<иколаевне> (дательный падеж) тоже написала, — м<ожет> б<ыть> резко. Не зная, от чего тоска, что* болит — помочь не могу. И еще о неправедности служения одному дому. (При встрече — расскажу подробнее.)

_____

Милая Ариадна, Вы совершенно правы: события не в нашей власти[1654], и лучше всего — запастись стоицизмом. Это иногда — вернее керосина и муки. Честное слово.

Да чего бояться — нам, пережившим русскую революцию? Здесь такого быть не может: всё будет легче.

…Бестактность взрослых, и даже пожилых, не понимающих, что их опасения для детей — ужасы.

Оберегайте.


Целую Вас и жду весточки, а саму Вас — с понедельника, 15-го.

Любящая Вас

                                       МЦ.


Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 61. СС-7. С. 499. Печ. по СС-7.

45-36. В.В. Рудневу

Vanves (Seine)

65, Rue JB Potin

<Июнь 1936 г.>


                         Милый Вадим Викторович,

Вернулась и я, очень довольная Бельгией (и жизнью, и видами, и людьми) и даже с тоской по ней.

Но сначала о корректуре:

Опечаток нет, но

1) в стихотворении ДОМ прошу печатать строки подряд, без промежутков, т. е. не четверо- и двустишиями, а сплошь, — так выходит маленькая поэма. И — зрительно приятнее: единство. Это я в корректуре и отметила и надписала. Другие два с вилками, т. е. как отмечено Вами.

2) Вместо Из стихов «Отцам» я поставила просто — Отцам. Так получается цикл: Родина — Дом — Отцам.

3) — и в главных:

При перечтении Гронского я увидела некую небольшую смысловую неясность и уточнила, но пришлось вырезать и вклеить, ибо был ряд маленьких вставок и замен, к<отор>ые могли бы сбить наборщика с толку. (Стало — не длинней, но — куда ясней! И мне очень нравится формула: ПОДНОЖНЫМ КОРМОМ ВРЕМЕНИ И МЕСТА[1655])

_____

Сейчас перевожу два лучших и труднейших стихотворения Пушкина[1656] — для юбилейного бельгийского сборника 1937 г., а именно: песню из Пира во время Чумы <приписка на полях, вставленная в текст:> (Когда могущая зима — Как бодрый вождь ведет сама — и т. д.) — и Пророка. Счастлива, что дали их — мне.

И дорабатываю свои отдельные стихи.

О лете не знаю ничего.

_____

Мур одет — и это большое достижение.

_____

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное