Марина Цветаева. Письма 1937-1941

О, если бы я знала, что тебе это нужно, как бы я тебя любила, полюбила бы тебя — еще вчера!

_____

Печ. впервые. Черновик письма находится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 16 л. 31–33 об.) Написано по-немецки. Расшифровка рукописи выполнена Анастасией Ивановой, перевод с немецкого — Сергеем Панковым.

Неизвестному (2)

                                Дорогой друг[916],

Не сведете ли меня с «Ja» (Морисом Бетцем)? Все, что ему нужно передать обо мне: русский поэт, подруга Р<айнера> М<ария> Р<ильке>, хотела бы с ним познакомиться.

Как это можно будет устроить? Встреча за чашкой кофе? В кафе? (Вы, он и я. Вы и я — сначала, он — потом). У Вас? (Вы и я — сначала, он — потом). Может, у меня? (Вы приведете его). Только у меня нет своей комнаты и меня постоянно беспокоят. Значит — кафе или дома — как Вам угодно.

Сделайте так:

Меня <зачеркнуто: как можно лучше> понять? Нет. Выдержать меня — вот что нужно.

_____

Предзвучие — звук — отзвук — пустота — предзвучие — звук и т. д.

Где между отзвуком и предзвучием нет пустоты, там любовь. Тогда ты звучишь (дотягиваешься от звука до звука).

Пустота — жизнь.

Где между отзвуком и предзвучием нет <зачеркнуто: пустоты> жизни, там — вечность.

Слишком ясная (резкая) по форме, слишком темная по содержанию — такой видится русским моя «проза».

Слишком ясная форма выражения слишком темного содержания. Как будто бывает иначе! (особенно с формой).

Когда и если ты повзрослеешь.

_____

Единств<енное>, чего богатые никогда не дарят — нового.

_____

Теперь я знаю: ты чувствуешь вослед — а я — чувствую наперед (вечное преддверие весны!)

Весна — значит именно сейчас — до и после — никогда.

В начале чувства — предчувствие — это тоже я.

_____

Ты уезжаешь на несколько дней в поисках покоя. Глупое дитя!

Во-первых — вот я, в которой есть все, включая покой. Во-вторых — как ты можешь жаждать покоя, если видишь меня? Жаждать покоя — от меня — я <зачеркнуто: никому> не даю покоя.

Я другая.

_____

Тебе знакомы только свои страдания, додумай же немного себя, вбери в себя чужие, пока чужих не останется, пока твое «я» не лопнет.

_____

Можно ли тебе называть меня другом? Знаю одно: тебя для меня никогда не будет слишком много.

Печ. впервые. Черновик письма находится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 16, л. 34–34 об., 37). Письмо написано по-немецки. Расшифровка рукописи выполнена Анастасией Ивановой, перевод с немецкого — Сергеем Панковым.

1932

Н. Вундерли-Фолькарт

Кламар (Сена),

улица Кондорсе, 101,

22 ноября 1932 <г.>

Дорогая госпожа Нанни! Да, дела мои (наши) шли и идут очень плохо, муж болен, дети исхудали (дочь совсем истощена и бескровна: с весны и до поздней осени мы голодали, как в Москве) — и т. д., — я очень далека от всякого круга (имею в виду круг людей), значит, и от литературных кругов, что поглощены здесь политикой больше, чем литературой, то есть больше кричат и ненавидят, чем молчат (пишут) и любят, — все места заняты, я билась над чужими переводами, хочу сказать: если кто-то сделал плохо, мне приходилось переделывать, то есть все переписывать наново: за неделю такой работы — примерно 100 франков, часто меньше. И т. д. — не хочу докучать Вам этими в конечном итоге мелкими заботами. Итак: ищу работу, нигде не могу ее найти — и тут начинается история.

Распахивается дверь, и моя приятельница (и покровительница)[917] с сияющим лицом: Есть работа и радость! — В ее протянутой руке книга: Карл Зибер — «Рене Рильке (Юность Райнера Мария Рильке)».

Открываю: детские фотографии: очень мило! Первая — на втором году жизни — вылитая моя дочь[918], я знала это и раньше, однажды я написала Рильке: У нее твои глаза[919], — а здесь, в двухлетнем возрасте, — то же лицо.

Потом — читаю. И уже с самого начала: предисловие, нет, до того, еще раньше, едва я вникла в это «Рене», — он ведь никогда не был «Рене», хотя и был так назван[920], он всегда был Райнер — словом, мое первое чувство: ложь!

«Причина, по которой я написал эту маленькую книгу, — опровергнуть легенды, бытующие вокруг юности Рильке…»[921]

И мой ответ:

Dors! Ce n'est pas toujours la légende qui ment:
Un rêve est moins trompeur, parfois, qu’un document, —
Dors! Tu fus ce jeune homme et ce fils quoiqu’on dise

…^{240}

и далее:

Qu’un vain paperassier cherche, gratte et s'informe!
Même quand il a tort le poète a raison…^{241}

 [922]

_____

Дорогая госпожа Нанни, что Вы думаете об этой книге?[923]

Мягкий приговор: мелко, вымучено, ненужно. Суровый (означает здесь «справедливый») приговор: преступление против духа. —

Написано тем, кто оправдывает самого себя — себя, то есть семью (семейный институт), себя, то есть общество, себя, то есть множество.