Марина Цветаева. Письма 1937-1941

Муру езды в школу не больше 15 мин<ут>. Но школа мне не очень нравится: он всё утро: с 9 ч<асов> до 1 ч<асу> готовит уроки, и почти сплошь «посредственно», напр<имер> — по истории. Начинают приставать с разными другими вещами, на к<отор>ые у него — абсолютно — ни минуты: уходит в 2 ч<аса>, возвращ<ается> в 8½ ч<асов>, а все утро — учится. Выглядит — плохо и очень нервен. Мне его бесконечно жаль. Один свет в очах Митька![734] Но — нельзя отнимать, кроме того, они ходят в <не дописано>.

Наш новый адр<ес>: Покровский бульвар, д<ом> 14, IV подъезд, кв<артира> 62.

(Не забудьте, что я — Ц<ветае>ва![735])

Впервые — НИСП. С. 399–401. Печ. по тексту первой публикации.

Левый нижний край письма оторван. Окончания утраченных слов восстановлены в угловых скобках. Адрес тот же, что в предыдущем письме.

39-40. Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич

Москва, Покровский бульвар, д<ом> 14, кв<артира> 62.

30 сентября 1940 г., понедельник

               Милые Лиля и Зинаида Митрофановна,

Во-первых — безумно извиняюсь перед Зинаидой Митрофановной за свинскую, — свинарскую — комнату. Но мне свидетель бабушка Аванесова[736] (очаровательная): я вчера явилась с самыми добрыми комнатными намерениями и… оказалось: комната чиста и пуста (NB! Чистота и есть пустота, напр<имер> — чистота железнодорожной линии, бального зала, того света…). Я — от этого вида пришла в ужас, ибо сразу увидела — то, что, входя, увидела Зинаида Митрофановна.

Но, честное слово, я раньше не могла убрать: забегала и добирала.

О наших делах: нас (тьфу, тьфу!) прописали, и нынче (последний день месяца) иду — несу[737]. Как всегда — с утра, верней со вчерашнего вечера, и наверное еще раньше — умираю от страха. Стучишь — глухо.

Второе: вчера мне звонил Мурин воспитатель и имел со мною длительную и насильственную беседу относительно математики — наследственности — и материнского долга. Были такие перлы, как (дословно): — Тот кто не понимает математики в размере 10-ти годичного курса — идиот. Я: — Спасибо. Утверждал, что наследственности — нет. Все это из-за Муриного «плохо» по алгебре. («Он же давал соцобязательство!») Настаивал на необходимости материнского контроля. Я: — Он — взрослый человек. Кроме того, я не знаю алгебры… (отсюда и тема наследственности). Тон был весьма развязный.

Итог: Мур переходит в местную школу, что, кстати, мне все вокруг давно советовали. От сюда до школы было около часа ходьбы и езды — в сквозных трамваях, вися, и т. д. Но Мур не хотел переходить, и я не очень настаивала, хотя знала, что все это кончится простудой. Разговор с кл<ассным> руководителем решил дело. Мур ежедневно учится (дома) 9 ч<асов> до 1 ч<асу>, иногда и до половины второго, эту самую алгебру решает по два часа, не разгибая спины, я была возмущена несправедливостью. Нынче выяснится (в районе) — в какую школу он поступит, здесь их — полно. Будет выходить за четверть часа, по крайней мере будет спокойно завтракать, а то — давился.

Более или менее устроились. Я всю загруженную комнату разобрала одна, своими руками, работала с утра до половины девятого вечера, подымая на себя (колено, плечо, все острия) шкафы и сундуки.

Сплю на двух самых больших сундуках и корзине, поставив их не вдоль, а поперек, получилось полуторное ложе, только очень жёсткое — ничего. Поставила один на другой кухонные столики, получился — буфет. Необходимы — до зарезу — книжные полки, ибо все четыре книжн<ых> ящика, пока, друг на друге, и входящего (NB! никто еще не входил) охватывает… «тоска дорожная, железная» (блоковские строки, к<отор>ые чувствую своими)[738].

…Окно во всю стену, вид на весь город, небо, из окна можно на балкон, на балконе высокие зеленые цветы, внизу — деревья бульвара. Лавок много, но я еще не прижилась. Я бесконечно-больше люблю Никитскую, но знаю, что — объективно — такое устройство — лучше. Хозяйка (уедет через месяц) очень мила и проста, совсем не мелочна. У нее веселая деревенская домработница. Жилица (NB! какое грустное слово!) служит, почти совсем не готовит, пожилая, тихая. Муж (инженер) приходит совсем поздно.

Телеф<он> пока 1) не работает, т. е. сюда — звонит, отсюда — нет, 2) до 1-го находится в комнате квартирантов, потом будет перенесен в коридор.

Ну вот и все наши новости. После посещения напишу открытку.

Еще раз, всячески и очень сердечно извиняюсь перед 3<инаидой> М<итрофановной> за свинство (невольное, но достоверное). Забыла: все эти дни, кроме устройства, добывала справку из из<дательст>ва для прописки.

Да! наша воровка — под замком, но денег (750 р<ублей>) не вернула и навряд ли их вернет. На суде выяснилось, что мы — единственные, к<отор>ым она не вернула денег (кредиторов, т. е. обманутых был полный зал.) Этим мы обязаны Муле, его вялости, а м<ожет> б<ыть> — отчасти — и моему фатализму. Но Муля на ней сам потерял 250 р<ублей> (NB! наших)