Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая

Напомню слова генерала-медика Бурназяна о том, что полковые медпункты «при большом поступлении раненых вынуждены были сокращать объём первой врачебной помощи». То есть во время боевых действий полковая медицина занималась исключительно тем, что, оказав первую врачебную помощь, тут же эвакуировала раненого подальше в тыл – в медсанбат, либо в ближайший полевой госпиталь. Красноармейца Эфрона, если верить Книге приказов по строевой части полка, эвакуировали именно в 183-й медсанбат.

* * *

Итак, медсанбат. 7–8 июля 1944 года 183-й медсанбат базировался у деревни Шнурки (ныне – хутор) Миорского района. Об этом свидетельствует тот факт, что умерших от ран в медсанбате в те дни хоронили именно в этой деревне. Ряд исследователей считает, что в ходе наступательных боёв ОМСБ-183 не имел возможности вести учёт раненых, ибо вокруг «творилась мясорубка»[181]. Могло ли такое быть? Действительно, раненых тьма-тьмущая – до журналов ли и списков?! Главное – спасти: перевязать, остановить кровотечение, прооперировать. А остальное – подождёт…

Не подождёт. Подобное исключено в принципе. И вот почему. Медсанбат начинается с приёмно-сортировочного отделения. И название говорит само за себя: пока раненого (больного) не примут в приёмном отделении, не разобравшись что к чему, не внесут в книги учёта, на операционный стол его никто не доставит. Приём и регистрация раненых и больных являются первейшими задачами служащих медсанбата в военное время. Такие правила установлены ещё со времён мудрого хирурга Пирогова. «Азы» на все времена, вписанные кровавыми буквами в опыт войны.

Далеко не каждому служивому суждено было выбраться из медсанбата живым. Уже это заставляло вести строгий учёт раненых. Иначе – полный кавардак, неразбериха и хаос. Кто кому оказывал медицинскую помощь, каков исход и как фамилии умерших? Ищи потом, когда призовут к ответу: кого и как лечили, и куда полтонны бинтов и центнер спирта подевали?… Война спишет многое, в том числе все эти тонны и центнеры, но за каждого раненого – отчёт отдельный. Грош цена тому командиру, который не способен грамотно организовать работу подчинённых. И никто слушать не станет, что не до того, мол, было, пытались спасти, а раненый – раз! – и скончался прямо в операционной. Без документов, и даже без медицинской карточки передового района. А что если таких – десятки?!

В любом случае, трибунал такому начальничку от медицины был бы обеспечен. В лучшем случае. В худшем – могли и расстрелять, скажем, за проявленные трусость и вредительство в условиях военного времени. И, надо думать, поделом. Ведь все умершие в расположении медсанбата под руководством такого горе-командира отныне… пропавшие без вести.

Не могло подобного случиться и по другой причине: лето сорок четвёртого – не лето сорок первого: мы наступали! Давили фашистов всей мощью, опытом и силой. За стремительно наступающими частями двигались, пытаясь поспеть, медсанбаты, госпитали и госпитальные базы. Не было страшных гитлеровских «клещей» и «котлов»; даже хвалёная геринговская авиация работала с оглядкой – почти избирательно, по отдельным целям. Всё это позволяло нашим доблестным медсанбатам «накрывать» своей заботой полковые медпункты, беря на себя основное бремя по спасению раненых.

В июле 1944 года 183-м отдельным медико-санитарным батальоном командовал 26-летний старший лейтенант медицинской службы москвич Зотов Вадим Петрович. После окончания в 1941 году 1-го Московского медицинского института – сразу на фронт. Письма слал в адрес Староконюшенного переулка, где в одном из домов на первом этаже проживала его мать. В сентябре 1944 года Зотов будет награждён орденом Красной Звезды.

Из наградного листа на ст. лейтенанта м/с Зотова: