Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая

Спускаюсь к станции «Pasteur». Это место особенное. По крайней мере, таковым оно было для самой Цветаевой. Ведь именно здесь, внизу, на рельсах этой станции метро, погиб Коля Гронский. Её Коля – мальчик, в которого так была влюблена Марина Ивановна. Последний в жизни этой женщины мужчина, которого она искренне и почти нежно любила…

Напоследок оглядываюсь на перекрёсток улицы доктора Ру и бульвара Пастера, где на углу притулилась гостиница «Innova» – отель, как его здесь называют. Этот отель последний пятачок заграничной жизни поэтессы Марины Цветаевой. После будет другое – то ли жизнь, то ли… Скорее, просто выживание, помноженное на страх, унижения и раскаяние. «Innova» – бесстрастный свидетель минувшего. Глядя на окружающий мир тёмными глазницами окон, равнодушный отель молча созерцает. Людей и лица, числа и даты – всё то, из чего в тонком мареве Истории создаются события…

* * *

Тёплым днём 18 июля 1939 года Марина Цветаева и её 14-летний сын Георгий, сойдя с трапа парохода, ступили на ленинградскую набережную. Их никто не провожал там, и никто не встречал здесь. (О негласной слежке они просто не догадывались.)

На следующий день мать и сын уже в Москве. В столице прибывших встретила радостная Аля, сильно удивившаяся отсутствию у прибывших вещей. (Багаж был задержан на таможне, его получат позже.)

Первый день в Москве принёс и первый удар: как оказалось, арестована сестра Ася (Анастасия), причём вместе со своим сыном. Обстоятельств ареста никто толком не знал. Дочь, как показалось Марине, витала в облаках, встретив «первую любовь» в лице некоего Самуила Гуревича – журналиста по образованию и «стукача» по совместительству. Тем не менее Эфроны ему доверяли.

Из дневника Мура:

«9 марта 1940 года. Сегодня я остановился на вопросе: какие у меня есть друзья? Роль „старшего друга“, советчика исполняет Муля (Самуил Гуревич). Этот человек, друг интимный Али, моей сестры, исключительный человек. Он нам с матерью очень много помогает, и без него я не знаю, что бы мы делали в наши сумрачные моменты. Муля работает с утра… до утра, страшно мало спит, бегает по издательствам и редакциям, всех знает, обо всём имеет определённое мнение; он исключительно активный человек – „советский делец“. Он трезв, имеет много здравого смысла, солидно умен и очень честен; знает английский язык, был в Америке, служил в Военно-морском флоте. Муля исключительно работоспособен; нрав у него весёлый, но, когда речь идёт о деле, он становится серьёзным и сосредоточенным. Он очень ловок и производит впечатление человека абсолютно всезнающего и почти всемогущего… Он журналист, ему 35 лет, он смугл и имеет добрые, очень честные чёрные глаза. В общем он, как говорится, „вне конкурса“ и является как бы нашим с матерью „попечителем“…»[102]

Вообще, подростки тех лет были особенными. Максималисты по натуре, они, казалось, понимали больше, чем их родители. По крайней мере, отличались широтой мыслей.

Как-то сын Анатолия Мариенгофа поинтересовался у отца, знает ли он, что было написано на вывеске шекспировского театра «Глобус»? Когда тот отрицательно покачал головой, сказал:

– Там было написано: «Весь мир лицедействует». Такую же вывеску следовало бы водрузить над вашим сталинским Союзом писателей…

В марте 1940 года девятиклассник Кирилл Мариенгоф покончит с собой…[103]

Жить семье предстояло на даче НКВД рядом с подмосковным Болшево. Совсем недавно здесь проживал легендарный разведчик Зальман Пассов, начальник 7-го (Иностранного) отдела 1-го управления НКВД, которого осенью 1938-го арестовали.

Дом был на две семьи; во второй половине проживал один из завербованных Эфроном во Франции «товарищ» – некто Клепинин[104], с семьёй. Интересно, что официально на даче они числились как Андреев (Эфрон) и Львов (Клепинин).