«…Занятия – строевая подготовка, т. е. „направо“, „налево“, „кругом“, в общем, топанье, тактика – ползать в снегу „в атаку“, „в дозор“, перебежки и т. д.; прошёл сапёрную подготовку (мины, как минировать и разминировать местность; общие понятия по сапёрному делу). Стрелял всего один раз на 200 м, на „пос.“ (из
3-х патронов один попал в цель). На занятиях я очень быстро зарекомендовал себя с неважной стороны; на фоне наших здоровяков я выглядел весьма плохо, отставал, когда другие бежали, и отсутствие, действительное отсутствие физических сил определило мой окончательный неуспех на занятиях… Часто посылают на чистку дорог, за дровами; последнее – мой бич; я очень плохо пилю, и все ругаются по этому поводу, а как болят плечи под тяжестью толстых брёвен! Однажды мы из бани тащили огромную корягу, так я просто не знаю, как я выдержал; помню только, что я энергично думал почему-то о Флобере (!) и шёл в каком-то обмороке. Дрова – самое сильное физическое страдание всей моей жизни. В конце концов я заболел – почему-то заболела пятка (фу, как глупо звучит!), да так, что вот уж две недели, как я болею…После 15-го очень сильно начали наседать по части дисциплины; ежедневные драмы с подъёмом, когда нужно одеться в 4 минуты и идти без шинели на физзарядку… Никому вставать не хочется, начальство кричит и угрожает… Некоторых заставляют вновь раздеваться и одеваться, дают „наряды вне очереди“: ночью мыть и „драить“ полы, копать снег; это – меры наказания. Очень много начальства, которое никак не согласует своих приказов; трудно сообразить – кому же, всё-таки, подчиниться. Каждый говорит, что надо выполнять только его приказание. Моё начальство: командир роты, командир взвода, парторг, старшина роты, пом. старшины роты, командир отделения, дежурный по роте, и это не считая батальонного и полкового начальства. Ротный старшина наш – просто зверь; говорит он только матом, ненавидит интеллигентов, заставляет мыть полы по 3 раза, угрожает избить и проломить голову… Суп – „баланда“, мясо и хлеб – „бацилльное“ (!), очки – „рогачи“ и т. п.»
[143].
Нет слов, тяжело давалась Муру армейская лямка. Когда в роте заговорили о том, что их отправят на лесозаготовки, он даже слегка запаниковал. И всё же оказавшемуся в Рязанской глубинке парижанину ничего не оставалось, как только философствовать: