— Ну вы как скажете, — удивилась Локтионова, — молодой человек, это как-то чересчур. Ей четырнадцать вот только будет в августе. У нее, правда, есть мальчик, с которым она дружит, он на год старше. Ему недавно исполнилось пятнадцать, Надя ходила к нему на день рождения. Мальчик хороший, живет, кстати, в нашем поселке. Но пока у них ничего серьезного. Детство, дружба.
— Сейчас дети раньше взрослеют, — заметил Реваев.
— Ой, не говорите, — Локтионова уже опустошила свой бокал, — но я думаю, что они просто дружат. Мне кажется, они ни разу и не целовались, во всяком случае, я на это надеюсь.
— А как Надя перенесла смерть отца?
— А как это можно перенести? Первые несколько дней она была в шоке, отказывалась выходить из комнаты, я еле смогла уговорить ее пойти на похороны. Сейчас, конечно, немного успокоилась. — Полина покрутила в руке пустой бокал и поставила его на стол. — Мы обе делаем вид, будто ничего не произошло, будто ничего и не было. Словно и Толи тоже вовсе не было.
Она всхлипнула и, схватив бокал Реваева, залпом опустошила его.
— Сейчас я сделаю еще коктейль. — Полина распахнула дверцу холодильника, ее лица не было видно полковнику, но он понимал, что сейчас Локтионова вытирает слезы.
Когда бокалы вновь были наполнены, а Полина немного успокоилась, беседа продолжилась.
— Надя, кстати, Анатолия отцом никогда не называла. Ни разу, — Полина облокотилась локтем на стол и подперла рукой голову, — так получилось, когда мы взяли ее из детдома, она была уже достаточно взрослая, девять лет, и прекрасно понимала, что мы не ее родители. И мы предложили ей звать нас по именам. Полина и Анатолий. Думали, может, со временем что-то изменится, но вышло так, что все привыкли. И она и мы. А теперь мы нет. Теперь только она и я.
Реваев подал Локтионовой бокал. Она сделала несколько глотков и благодарно кивнула.
— Вы не подумайте, я тут не спиваюсь в одиночестве. Просто сегодня какой-то день чудной, разговорилась не в меру.
— Скажите, а почему у вас в доме не было охраны? Даже если считать Алексея, то одного человека явно недостаточно. Ему же надо есть, спать, отдыхать.
— А какой смысл? — пожала плечами Полина. — Когда мы куда-то выезжаем, с нами всегда водитель, обычно днем здесь вообще полно народа. А ночью… Охранника же под кровать не положишь. Ну сидели бы в сторожке два мордоворота, это разве бы что-то изменило? Для решения мелких вопросов хватало и Алексея, а серьезные проблемы охрана не решает. Серьезные проблемы решают только серьезные знакомства, что называется, связи.
Реваев задумчиво кивнул. По странному стечению обстоятельств Локтионов был убит меньше чем через сутки после того, как самый серьезный из его знакомых лишил банкира своего покровительства. Полковник представил, каким станет лицо начальника следственного управления, генерала Карнаухова, когда он озвучит ему данную версию. Хотя нет, слово «когда» здесь неуместно. «Если» будет правильнее, во всяком случае, честнее. Ведь хотя бы с собой можно быть честным.
— Кстати, что с Алексеем? Неужели вы всерьез полагаете, что он мог убить Анатолия?
Реваев молча смотрел на нетерпеливо ожидавшую ответ Полину.
— Скажите, а почему вы все время говорите: «Анатолий»? Не Толя, не мой муж, а Анатолий, — наконец он ответил вопросом на вопрос.
Локтионова нахмурилась.
— Это так важно, как я зову своего мужа? Вы действительно именно это считаете важным? Полковник, я думала, в вас есть хоть что-то человеческое, а вы думаете, как доказать, что это я убила Анатолия? Да, Анатолия! Ему нравилось, как звучит это слово. Толя, Толик — он терпеть не мог таких обращений. Это не соответствовало его статусу. Что тут странного?
— В этом, пожалуй, ничего, — пожал плечами Реваев, — странно другое.
— И что же вам так странно? — раздраженно бросила Локтионова. От ее доброжелательности не осталось и следа.
— Странно, что женщина, которая знает, что за ней подглядывает через окно ванной комнаты посторонний мужчина, не только ничего не говорит об этом своему мужу, но даже продолжает пользоваться ванной, не закрывая окно. У вас же там наверняка есть жалюзи?
Бокал с недопитым мохито ударился о каменный пол и мгновенно превратился в скопление брызг и осколков, разлетающихся по всей кухне. Мокрые, сморщившиеся листья мяты, словно дохлые аквариумные рыбки, неподвижно лежали среди кусков стекла.
— Здесь где-то должен быть веник. — Локтионова нерешительно опустила босую ногу на пол и тут же вновь ее отдернула.
— Порезались?
— Нет, — покачала она головой, — там мокро. Господи, как же все глупо. Как в оперетте.
Реваев не был уверен, что она сейчас говорит о разбитом бокале.
— Где у вас веник? Да и тряпка тоже нужна, весь пол мокрый.
— В кладовке, — Локтионова указала рукой на белую деревянную дверь, — посмотрите, там должно все быть.