Реваев сделал широкий шаг, пытаясь переступить через разбросанные на полу осколки, и почувствовал, как под подошвой хрустнуло стекло. В кладовке, которая по размерам была чуть больше кухни в его собственном доме, он действительно обнаружил все необходимое. Пока он сметал осколки, а затем протирал пол шваброй, Локтионова сидела неподвижно, уставившись куда-то в потолок. Однако когда полковник вновь вернулся к столу, то обнаружил, что его почти полный бокал удивительным образом опустел.
— Я все выпила, — пробормотала Полина, — сейчас я вам намешаю.
— Пожалуй, достаточно, — Реваев осторожно коснулся ее плеча, — может быть, нам вернуться в гостиную? На диване сидеть вам будет удобнее.
— Вы правы, — не стала спорить Полина.
В гостиной она тяжело рухнула на подушки и некоторое время сидела молча, закрыв глаза и откинувшись на спинку дивана.
— Я некрасивая? — Она по-прежнему не открывала глаз.
— Ну как же, — растерялся Реваев, — я, конечно, не знаток, но мне кажется, вы даже очень, — он замешкался, — шикарная женщина.
— Да? — Полина открыла глаза и посмотрела на него.
— Да, — затряс головой Реваев, думая о том, что эту часть разговора жене пересказывать не стоит.
— Тогда скажите мне, почему, — Локтионова вскочила с дивана и закружила по комнате, — почему мною заинтересовался только наш сторож, которому я, даже если упьюсь в стельку, не смогу ответить взаимностью, потому что он, черт возьми, не мужик?
Последние слова она уже кричала. Реваев, понимая, что отвечать на вопрос нет необходимости, ждал развития событий.
— Мне надо выпить, — всплеснула руками Полина и стремительно выскочила из гостиной. Полковник на некоторое время остался в одиночестве, которое, однако, продлилось совсем недолго. Меньше чем через минуту Локтионова вернулась, в одной руке она несла два пустых бокала, в другой бутылку бакарди. Вторую бутылку — швепса — она с трудом удерживала под мышкой.
— Держите бокалы, быстрее!
Реваев послушно принял бокалы у нее из рук. Локтионова тут же наполнила каждый из них примерно на треть ромом, а затем добавила примерно столько же газировки. Поставив бутылки на пол, она выхватила свой бокал и жадно сделала большой глоток. Реваев подумал, что ситуация явно развивается неправильно. Однако она развивалась, и сейчас именно это было самым главным. Он коснулся губами стекла, а затем ощутил во рту вкус алкоголя.
— Все говорили, какой у тебя муж! Как тебе повезло после тридцати такого мужика отхватить, — за то время, что Полина бегала на кухню, ее возбуждение не уменьшилось, — а что муж? Первый год, да, жили как в сказке, чуть ли не на руках носил. На второй вроде все тоже неплохо было, Надю вот даже удочерили. А потом, знаете, все как-то угасать стало. Все больше и больше. Последние годы жили, словно в каких-то сумерках. Анатолий постоянно был весь в работе, в проблемах. Последние полгода вообще так было, что есть муж, что нет его. Днем на работе, вечером закроется у себя в кабинете и сидит, в Интернете ковыряется. Чего он там делал в этом Интернете, мне кто-нибудь скажет? Выйдет поужинает, и опять к себе. Раньше Наде хоть какое-то внимание уделял, а последнее время и ей ничего не перепадало.
Бокал в ее руках стремительно пустел.
— И что мне делать надо было? Налево пойти? Нет, я же правильная. Я верная жена. Нигде и никому. Кому только верность моя нужна была? — Полина покачнулась, но, ухватившись рукой за плечо Реваева, удержалась на ногах и уже гораздо тише продолжила:
— Зашла я как-то в ванную комнату. Свет не включала, хотела посидеть в темноте, поплакать. Наплакалась вволю, потом к окну подошла и лбом к стеклу прижалась. Стою так и вижу: напротив на дереве человек сидит. Не знаю почему, может, я в тот день уже все силы выплакала, я даже не испугалась. Как стояла, прижавшись, так и стою, смотрю. И вижу — это Леша. В саду с той стороны фонарь довольно далеко от березы, но все равно свет немного добивает. Я смотрю на него, он замер, не шевелится. Лица толком не видно, глаза только чуть отсвечивают. И показалось мне, что у него вид такой же несчастный, как и у меня самой, потому что не нужны мы оба никому, — она допила свой коктейль и, наклонившись к Реваеву, громко прошептала, касаясь губами его уха, — а еще я поняла, чего он там ждет.