Марк Аврелий. Золотые сумерки

Матидия, стоявшая рядом со старшим братом, не могла сдержать слез. Подошла, обняла сына. После того, как молодой человек омыл руки, они вдвоем прошли через внутренний двор — перистиль — в сакрариум, где возле очага хранился искусно вырезанный из дерева семейный Лар, небесный покровитель фамилии Корнелиев Лонгов. Невысокая в треть человеческого роста статуя располагалась между также деревянными статуями пенатов. В жертву принесли украшенного цветными лентами и нитками, безупречного с виду, молочного поросенка. Затем госпожа и молодой господин в сопровождении дяди обошли дом, поклонились изображениям предков и направились в столовую, где уже собрались приглашенные на торжественную трапезу гости, а также сохранившие в трудные годы верность семье вольноотпущенники. Гостей было немного — двенадцать человек, все уместились за двумя триклиниями. Пища была простая, без модных нынче гастрономических выкрутасов, вроде павлиньих языков, соленых осетров или изобретенного известным гастрономом Элием Вером особого рагу, состоявшего из вымени, окорока, фазаньего мяса и специального тонкого печенья.

На закуску был подан угорь, морская щука, выловленная в устье Тибра, яйца, соленая рыба. В доме Лонгов всегда любили рыбу. Вот и на этот раз домашняя повариха — египтянка Эре расстаралась. После закусок гостей угостили жареными зайцами и овощами. На десерт подали миндальное пирожное и яблоки.

Две молоденькие рабыни прислуживали за столом, одна из них была очень хороша собой. Бебий то и дело поглядывал в ее сторону. Трудно было поверить, что это была та самая Марция, которая всего лишь полгода назад была девчонкой, егозой и любимицей дома, а теперь за эти несколько месяцев вдруг округлилась, похорошела.

Гости, приметив взгляды, которыми молодой хозяин награждал девчонку, принялись подшучивать над Бебием. Тот смутился, чем вызвал общий хохот. Покрасневшая Марция тут же выбежала из комнаты.

Дядя Матидии возмутился, выговорил хозяйке дома, как могла рабыня без разрешения хозяйки выбежать из столовой.

Матидия улыбнулась, объяснила.

— У нас, дядя, все по — простому. Все мы как одна семья, так что не надо слишком строго судить девчонку. Она родилась за городом, на вилле. При родах умерла ее мать, замечательная, должна заметить, садовница. В два года девчонка потеряла отца, его убили грабители, когда он следовал с продуктами по горной дороге. Марция выросла в нашем доме. Пусть побегает…

— Стоит ли баловать рабов, сестра, какими бы верными они не казались? До добра подобная снисходительность не доведет. Вот еще что, почему у нее волосы не пострижены, с такими волосами ее не отличить от свободной женщины.

Затем старик неожиданно сменил гнев на милость.

— Что это мы о рабах да о рабах. Достойный ли это предмет для разговора, когда с нами рядом возлежит храбрый юноша, получивший награду из рук самого императора. Если бы ты знал, Бебий, как я переживал за тебя! Поверь, я не понаслышке знаю, что такое служба. Знаю, чем чреваты для салажонка первые дни в военном лагере, каким нелепым случайностям порой подвергаются молодые солдаты и как трудно в первом бою сохранить мужество и хладнокровие. Рад, что боги покровительствуют тебе. Вот почему предлагаю поднять тост за сына, взращенного достойной матерью, за фортуну, за то, чтобы милости императора сыпались на голову Бебия Корнелия Лонга по заслугам, пусть даже и не так часто и обильно, как ему хотелось бы.

Старик неожиданно и обильно прослезился. Долго вытирал глаза — никто не осмелился перебить старшего в роде.

— Если бы ты знал, Бебий, кем ты стал для нас! — неожиданно страстно и совсем молодо воскликнул старик. — Мало сказать, надежной опорой, ты еще и наша надежда. Сегодня на форуме Траяна ко мне — поверите ли! — подошел сам Ауфидий Викторин. Префект поинтересовался, здорова ли ты, дóмина? Спросил, как прошел вечер у императрицы? — он склонил голову в сторону Матидии, затем вновь обратился к внучатому племяннику. — Вообрази, Бебий, какую гордость я испытал, услышав эти слова. Ты скрасил мою дряхлость, нехватку сил, унял горькие мысли. Долгие годы я ходил по Риму, как по чужому городу. Не будем сейчас называть причину. Никому из знатных и в голову не приходило подойти, поговорить со мной. Даже моим бывшим сослуживцам! Я — старый солдат, Бебий, и ты должен понять, что чувствует ветеран, отставной трибун, когда никто из прежних командиров, никто из нынешних сенаторов, не желает подойти и поприветствовать его.

Он неожиданно замолчал. Никто из гостей не посмел нарушить тишину. Наконец старик громко и порывисто вздохнул и продолжил уже более твердым, решительным голосом.